— Видимо, Чубайс вам совсем уж не по нраву.
— Что вы! Чубайс — находка для сочинителя детективов. Не жизнь, а авантюрный роман. Инфернальная личность.
«Хватит! Второй раунд закончен нокдауном, — подумала Ряжская. — Пожалуй, третий-то и не понадобится. Виктор победил вчистую. Да, пора закруглять эти дебаты». Она в очередной раз наполнила свою рюмку водкой и громко, укоризненно сказала, обращаясь к Донцову:
— Вот что, Виктор, тебя хлебом не корми, а дай порассуждать. Ты же у нас философ на завалинке. Всех забил! Слова сказать не даешь. Давайте-ка, люди добрые, подымем тост, который у нас с Дмитрием обязательный. — И, набрав в грудь воздуха, громко выдохнула: — За Россию!
Когда табельное торжество подошло к концу и был выпит чай с пирожными — большое блюдо с набором миниатюрных наполеонов, картошек, эклеров, которые когда-то были полновесными, о чем не преминул напомнить Петр Демидович, — первыми поднялись Простов и Донцов. Хозяева вышли в прихожую проводить их, и Виктор с душевным трепетом впервые пожал протянутую Верой руку, глянув ей в глаза. Возможно, ему показалось, но их рукопожатие на осколок секунды длилось дольше дежурного, и, как бы оправдывая эту заминку, сказал:
— У меня к вам просьба. Шепните, пожалуйста, Нине, пусть ждет моего звонка. Им далеко, я подвезу их.
— Обязательно! Будьте спокойны, — улыбнулась она. И эти неформальности — «шепните», «будьте спокойны», стали для Виктора добрым предвестием.
— Ну что? — с подтекстом спросил его Простов, когда они поднялись в его квартиру.
— Что «что»? — словно не понял Донцов.
— Не придуривайся, все ты понимаешь, — хрипло хохотнул Простов. — Разглядел Веру? Это тебе не датская русалочка в хиджабе. Точно было сказано: чистый бриллиант! Жаль, супруга моя сейчас в больнице подлечивается, она бы тебе про Веру Богодухову мно-о-го доброго сказала.
Размягченный происшедшим, бесконечно благодарный Простову, Виктор обнял старика за плечи:
— Спасибо, Петр Демидыч, от всего сердца. Давно хотел с Верой познакомиться, да подходов найти не мог.
— Погоди, погоди, — отстранился Простов. — Ты что же, ее раньше знал?
— Не знал, но видел. И мечтал о встрече.
— И ничего мне не сказал? Я тебя в дом Богодуховых звал, а ты мне: «Зачем я там нужен?» Ну, Донцов! Я давно понял, мужик ты крепкий. А выходит, кремень. — Дружески похлопал Виктора по плечу. — Такой ей и нужен. Но ответь по правде: намерения серьезные?
— Хоть завтра под венец. Но под венцом ликуют вдвоем.
Петр Демидыч ответил не раздумывая:
— Ты этого фасонистого обалдуя в ботинках-зеркалах обыграл с крупным счетом и всухую. Чтобы скабрезно не выражаться, я таких называю унитазом без слива. Этот — до краев полон. Липкий малый. Все-таки невозможный народ эти либералы. А он на нее тоже нацелился. Катерина нам по дружбе говорила: юбилей ради него затеяла, пора, мол, дочери определяться, к тридцати катит. Я его раньше не видел, но сегодня он себя объявил: антинаш, тут и говорить нечего. Зная Веру, голову на отрез: не ее романа, душа у нее свободна, от тебя будет много зависеть. Я, конечно, с Катериной агентурную работу проведу. В общем, диспозиция ясна. Ты уж извини старика, но с учетом литража белокапельной выпивки могу себе позволить панибратство. Тем более ментально я застрял в прошлом веке. — И троекратно облобызал Виктора.