На заставе вошел в свою чистую светлую комнату. Ухнул на кровать и заснул, чувствуя, как скрипит на зубах песок — микроскопические фрагменты сопки.
Проснулся под вечер, когда земля начинала краснеть от низкого солнца. Лежал, вслушиваясь в отдаленное тарахтение двигателя, людские голоса, стучащие по дорожкам подошвы. Минувшее утро отдалилось, и его можно было рассматривать. Китайские звезды, под которыми он был готов умереть. Перламутровый хамелеон, пометивший горбатую спину у Джунгарских ворот. Грозный оклик то ли полковника, то ли архангела, запретивший ему подыматься в атаку. Горячий пепельный склон, по которому спускали убитых и раненых. Что это было? Бой, один из бесчисленных, случавшихся на земле, где жизнь истребляет жизнь? Фрагмент операции, который ему показали, смысл которой останется для него недоступным, растворится в океане мировой политики? Драгоценный и страшный повод, предоставленный Богом, чтобы ему, Коробейникову, открылась сущность жизни и он добыл драгоценные зерна, которые позже, на Страшном суде, протянет Господу? Было странным его знакомство с Лаптием и Студеникиным, двумя из всех пограничников, кого наутро убьют, будто выбор его знакомств совпадал с выбором смерти. Было непонятным и странным, как ограниченный человеческий замысел накладывается на бесконечную жизнь, вырезая из нее упрощенный контур, за пределами которого остается непознанное бытие.
Его тело по-прежнему было покрыто пылью степи, в волосах запутались песчинки каменной сопки, душу переполняла Мука. Он решил отправиться к озеру Жаланашколь, окунуться в вечерние бирюзовые воды.
За складом он не нашел еловых ящиков, зато, миновав ограждение, увидел ящики, сложенные недалеко от зеленоватой озерной воды. Тут же стоял оранжевый, с работающим мотором, бульдозер. Прорыл неглубокую, длинную, в ширину ножа, траншею, окруженную грудами каменистого грунта. Пяток солдат отдыхал, сидя на ящиках, покуривая сигареты. Тут же находился Квитко, измученный, запаленный, с понуро опущенными усиками.
— Через час здесь будет черт-те что. Летит вертолет из округа с четырьмя генералами. В Талды-Курган из Москвы прибыл самолет с журналистами, ваши собратья прибудут к ночи. Вы уж извините, к вам их подселим. Уже пошли нареканья, все не так! Почему потери? А как без потерь, если на пулеметы в атаку? Китайцев положили двадцать два человека. Один к одиннадцати. По всем учебникам — классическая победа. Разве сравнишь с Даманским? А почему? Потому что не было генералов! А то бы и здесь были одни потери!.. — Он жаловался, негодовал, боялся и отстаивал победу своих пограничников. — Конечно, жаль Студеникина и Лаптия. Оба дембеля, через неделю домой собирались к мамам-папам. Завтра их мамы-папы сами сюда прилетят на сыновьи похороны…