Повторяю то, что постоянно слышу от учителей:
– Дана, никто нас не заставлял. Мы сами такими стали. Достигли этого.
Дана снова кивает:
– Да-да.
– У нас правда все хорошо. Так расскажете?
– Как же, как же. Поцелуи. Старые добрые поцелуи.
– А вы целовались, Дана?
– А как же. – Ее незрячие глаза заблестели. – А как же. Очень жду такого сна.
Помолчав, Дана говорит:
– Непросто это тебе объяснить, Грита. Тут дело не в мозгах.
– Так это не связано с мозгом?
– Отчасти связано, – говорит Дана. – Но в первую очередь – с человеком.
– С каким человеком?
– Которого выделяешь из всех.
Я понимаю. Или думаю, что понимаю.
– Люди смотрят друг на друга и чувствуют, что должны поцеловаться. Потому что не поцеловаться не могут. Это тоже химия.
«Химия» – понятное слово. Только почему эта химия не действует на нас? Мне никого не хочется выделять.
– Ты когда-нибудь чувствовала такое? – спрашивает Дана.
Мотаю головой.
– Нет? И мотыльков в животе не было?
– Мотыльков в животе? – Это звучит несовершенно, противно, но я уже заинтересовалась.
– Как тебе объяснить. – Дана, должно быть, мысленно подбирает слова, но вслух не произносит. – Ничего, – утешает она меня, – значит, время еще не пришло.
Я не сдаюсь.
– Когда вы почувствовали, – слово выговариваю как ругательство, – этих мотыльков?
– В четырнадцать.
Мне почти пятнадцать.
– Но другие чувствуют это раньше или позже.
– Чувствовали, – поправляю я Дану, потому что теперь никто ничего не чувствует.
Оказывается, Дана этого не знает.
– Почувствуешь, – говорит она.
Мотаю головой.
– Не почувствую. Мы почти ничего не чувствуем. Точнее, все очень ослаблено. Сами знаете.
А может, и не знает. Она намного, почти на целую сотню лет старше меня.
– Тела у нас пока те же. И химия должна быть та же. – Дана стоит на своем.
– Химические реакции изменились, – говорю я. Мне даже немного жаль.
– Так вы не ходите на свидания? – спрашивает Дана.
Она отгородилась от окружающего мира, сидит в своей маленькой квартире со своими мыслями и снами о прошлом.
– Вы же ходите на запланированные свидания, – настаивает она.
– Конечно, ходим. Вернее, некоторые ходят.
Дана снова кивает мне, и я наклоняюсь вперед:
– Только мы ничего особенного не чувствуем. Почти ничего.
Может, потому все и перестали целоваться?
– Вот как, – говорит Дана таким тоном, будто хочет сказать: жаль, очень-очень жаль.
– А этот поцелуй… Как он ощущается? – спрашиваю я.
Но Дана меня не слушает. Она покачивает головой и все бормочет:
– Вот как. Видишь, вот оно как.
Сумеет ли Дана объяснить? Она, скорее всего, найдет такое сравнение, которого я не пойму, сравнение из тех времен.