— Да.
Ведь таким я знала Дагера на протяжении без малого десяти лет. С тех самых пор, как я только начала осознавать себя, он виделся мне самым храбрым и честным из мужчин. За один час в таком запросто и просто не разубеждаются.
— Зря. Ты не учла кое-что очень важное, Пэм. На этот раз у него был другой зритель, перед которым он хотел показать себя с лучшей стороны.
За моим молчанием крылся вопрос.
— Тогда, на реке… он делал это не для тебя, а для твоей матери, — пояснил Ранди. — Он хотел стать героем только для неё. Дагер ведь…
Был по уши в неё влюблён. И это все знали. Даже Свен.
— Одна, без неё, ты превращаешься в самого обычного ребёнка. Ты не нужна ему такая.
Я отвела взгляд, процедив сквозь зубы:
— Мне и не нужно быть ему нужной. Мне никто не нужен. Только ты.
Ранди встал на колени, опустив локти на бортик ванны по обе стороны от моей головы. Кончики его пальцев касались воды. Он прижался виском к моему виску.
— Это главное. Нет ничего важнее, Пэм. Ты нужна мне, я нужен тебе, а весь остальной мир может катиться к чёрту. Пусть убивают, предают, лгут, жрут друг друга живьём. Я даже не замечу этого.
Не то чтобы его философия была приемлема, но понятна… да, она была понятна мне. Мир или война — какая разница? Нас предал первый, вырастила вторая, и нельзя сказать, кто из них более жесток. Мы никогда ни в чём не могли быть уверены, кроме одного. Что мы всегда будем вместе.
Пришло время рассказать о том, как умер подполковник Хизель.
Мы с Ранди боялись, что шанс отомстить у нас заберёт подобравшаяся к Раче освободительная армия. По прошествии нескольких недель, как и предсказывал комендант, город взяли в кольцо. Лица служанок и медсестёр осветила преждевременная радость, а у нас в глазах поселился ужас. Теперь подполковник был близок к смерти, как никогда раньше. Авианалёт, артиллеристский снаряд, ударная волна, осколок — его жизнь находилась в руках случая. Или он мог покончить с собой, как это сделал капитан Хейз.
Но комендант всё ещё на что-то надеялся. Поначалу этот оптимизм можно было принять за силу духа, но постепенно мы начали понимать: он сходит с ума. Хизель медленно, но верно терял город, статус и разум.
Стоило ему услышать рёв моторов, он спешил не в бомбоубежище, а к окну, веря, что на крыльях самолётов увидит герб Ирд-Ама. Что это подмога, боеприпасы или продовольствие. Заходя же в комнату, он тут же направлялся к граммофону, заводя очередную пластинку.
Он любил песни, а я любила музыку без слов. Иногда хотелось, чтобы звучала одна лишь музыка, а люди молчали. Особенно капризные женщины, стонущие о взаимной любви или же разбитом сердце. Там и тогда это звучало нелепо. Но Хизель сходил по этим певичкам с ума, особенно по молоденькой красотке Еве Кокс.