– Здравствуйте, товарищи!
– Ты зачем сюда? – сердито крикнул на него Андрей. – Тебе чего тут? Лежал бы в постели! Иди домой!
– Посмотреть только, Андрюша. Со смертью своей повидаться надоть.
– Сторонись, сторонись!
Дверь со скрежетом отворилась. Из амбара донесся сдержанный кашель.
– Выходи! – скомандовал Панов.
Сначала показалась всклокоченная голова Тимофея Гривцова с окровавленными губами, потом весь он – длинный, согнувшийся, едва стоявший на ногах. Кашлянул, отхаркнув кровь, – видимо, ранен был в легкие. Слегка приподнял голову, будто хотел что-то сказать, и тяжело шагнул к повозке.
Ефим не хотел встречаться с Тимошкой глазами, не хотел потому, что боялся – ослабнет вдруг под его взглядом батрацкая душа. И был очень рад, что Тимошка ни на кого не смотрит.
Гривцов сделал еще шаг к повозке – трудно давались ему эти шаги. Теперь он оказался к Ефиму затылком. Страшная мысль, что Тимошка сбежит или его выпустят там, в Тамбове, не давала Ефиму покоя.
«Уйдет! Уйдет!..»
И Ефим, не сознавая того, что делает, метнулся к Тимошке. Прежде чем успели опомниться часовые, он выхватил прут из-под зипуна и, взмахнув, ударил Гривцова по затылку.
Потрясенный тем, что сделал, выронил из рук вслед за упавшим Тимошкой свой железный прут и, как пьяный, закачался.
Его схватили под руки часовые.
– Теперь не уйдет, – сказал Ефим, и из его горла вылетели странные судорожные звуки полусмеха, полурыданий.
1
Василий подъезжал к хутору в сумерках.
Конечно, он мог бы еще вчера отослать Соне лошадь через своих коммунаров; конечно, можно было бы запиской отблагодарить Соню за спасение от верной смерти, но разве мог он так поступить после того, как увидел ее глаза в тот день?
Василий ехал верхом. Рядом с его Корноухим шла Сонина Зорька, на которой он ускакал тогда из Падов. Зорька громко заржала, почувствовав близко родное стойло.
Шея Василия была забинтована. Его обстреляли в Большой Липовице, когда он скакал в Тамбов, но рана оказалась легкой.
В морозном ноябрьском воздухе снова поплыло ржание Зорьки и, упав в озеро, зазвенело по тонкому ледку раскатистым эхом.
Василий обогнул озеро, чтобы не ехать по улице, стал спускаться вниз к знакомому плетню.
Открывал дверь с радостным трепетом, а переступил порог огорченный... Против Сони сидел ее отец.
Увидев Василия, Соня вскочила с места:
– Жив! Слава богу, жив! Настя рада будет страх как... А лошадь-то привел?
– Во дворе стоит.
Василий поздоровался с Макаром, снял картуз, ожидая приглашения сесть.
Макар подвинулся на лавке:
– Садись, председатель, расскажи, как дела? У нас-то вот горе. Сестра заболела. В Тамбов отвез ее к доктору. Соне без нее скушно будет.