Отрицательно мотнув и повесив за спину ножны, беру скрамасакс и обнажаю катану. Оружие соперника сантиметров на тридцать длиннее, да и видел я, как он двигался во время учебного боя. В связи с этим — решаю не рисковать и быстро ныряю в изменённое состояние, благо, правильное дыхание, стало для меня почти что естественным.
Я несколько мандражирую, наверное, это ощущение, хоть и с натяжкой, но можно охарактеризовать как страх. Впрочем, к животным эмоциям оно не имеет ни малейшего отношения, присутствуют переживания не за шкуру, а как на экзамене, справлюсь — не справлюсь. Кстати, недавно заметил странность — в этом мире о безопасности жизни я как-то не парюсь. Видимо, стресс заблокировал инстинкт самосохранения, или ещё что, но себе я объяснил это, именно так.
Бойцы, проворно организовав круг, устроили тотализатор. На меня поставил лишь воевода, вероятно, шпионы донесли о лесных моих упражнениях: "Как бы не осрамить столь высокое доверие…"
Ранее, учитель вскользь упоминал о воздействии эмоций на организм человека. И позже, копаясь в куче его знаний, я натолкнулся на следующую вещь: сильные чувства в изменённом состоянии сознания, творят чудеса. А страх, как известно, очень мощная эмоция и вот, сейчас эта дедова аксиома вдруг стала предельно ясна. Порция адреналина, попав в кровь, сделала дело — отрешившись от окружающего, я видел только соперника. Всё остальное подёрнулось дымкой, а движения воина казались чрезвычайно замедленными.
Удар — шаг в сторону и лёгкий толчок саблей по катане — противник прощупывает оборону.
"Надо наказать этого черепашонка", — приходит озорная мысль, на данный момент для моих органов чувств татарин двигается, словно стоя по шею в воде и смотрится абсолютно комично. Я улыбаюсь, он грозно рычит.
— Ой!.. Ой!.. боюся, боюся…
Выпад, полшага вперёд, посыл энергии скрамасаксу — боец обезоружен. Давая понять, что надо продолжить киваю на саблю. Тот молниеносно её поднимает и заново выпад. Всё как в замедленной съёмке, я уже совершенно спокоен.
Несколько атак идут одна за другой, тупо рассматриваю вялые потуги воина и в последний момент, на каждой из них, обезоруживаю противника.
Татарин, видимо, нагибаться за клинком — заколебался, поскольку, отбросив бесполезные финты, пару раз глубоко вдохнул, и с бешенством в глазах, попёр на меня прямолинейно — как трактор, постепенно разгоняясь и изо всех сил вращая оружие. Мельница, накручиваемая соперником, выглядит вялой.
Резко ныряю сквозь мелькающую сталь и бью рукоятью меча тому между глаз. Бой закончен — дымка рассеивается, окружающая картина принимает привычный облик. Татарин лежит в глубоком нокауте, дружинники стоят поражённые, а воевода ухмыляется.