— Всё чудесатей и чудесатей, а ты что скажешь? — обратился я к Халу.
— Так, в принципе, всё и было, старики рассказывали — славные походы случались во времена Александра Ярославовича — нукеры любили его и называли Батькой. Так вот, под командованием Бату — Хана до Дуная дошли дюже много трофеев добыли… — мечтательно закончил татарин.
— Да… дела!.. "Стало быть — грозный хан Батый и прославленный в лике святых — Александр Ярославович Невский — одно лицо?!" — заскрипели мозги, не доверять собеседникам причин я не видел.
"И, следовательно, по аналогии выходит, что скоро придёт новый хан — Иоан Васильевич Грозный, который вновь соберёт распавшуюся Золотую Орду, подчинив себе Казанское, Астраханское, Сибирское ханства, образумит Новгородское княжество и станет новым русским царём. Не завоюет другие государства, а воссоединит некогда распавшуюся державу…"
Решили стать на ночлег пораньше — пережитое днём, дало о себе знать — вымотались все преизрядно. Место привала выбрали замечательное: на высоком берегу реки, где Судогда делала практически полную петлю, стояла небольшая дубовая рощица, деревьев на двадцать — там и разбили лагерь.
Пока не стемнело, натаскали сухих дров, над костром натянули сырую мешковину и стали готовить ужин. На вопрос: "Зачем все эти приготовления? — старик ответил, — Сухие дрова меньше дают дыма, а сырая тряпка не позволяет высоко ему подниматься, ночью, вообще, без костра будем, так как разбойники, по всей видимости, недалече. Как говорится, бережёного — Бог бережёт".
На ужин татарин приготовил зайчатину — немного жёсткую, но сочную и настолько вкусную, что с голодухи, после всех злоключений я её сравнил с лучшими из кулинарных шедевров, которые когда-либо пробовал. Караулить лагерь дед назначил меня после Аники — вторым: "Надо ложиться".
Как назло — сон всё не шёл, повалявшись с часик я встал, подошёл к бодрствующему мальчишке и отправил того отдыхать. Ночь выдалась безветренной и тёмной — звёзды радостно перемигивались, тонкий лунный серп, словно сошедший с вершины минарета практически не давал света.
Без весёлого пламени костра сидеть было зябко да уныло, мысли о доме, наполнив сознание, навеяли грусть: "Как там мои?.. суждено ли, хоть когда-то вернуться?.." — одним словом — тоска. Пребывая в таком настроении, я таращился в кромешную тьму и прислушивался к каждому шороху, а их имелось предостаточно — то птица вскрикнет, то ветка хрустнет, то в траве зашуршит какой-то зверёк — природа жила обычной своей жизнью и все неприятности маленького человека её ни сколько не волновали.