– Ну, так и писатель верил, чем он тогда хуже скульптора? – мне стало как-то обидно за писателей.
– Все хитрее. Мое поколение, все на Рубинштейна выросли. Сайгон, слыхал?
– А то как же.
– Так вот, все бредили искусствами. Потом развела жизнь, кто куда пошел, кто в Литинститут, кто в Театральный, а я один в Сурикова поехал. Это в Москве.
Лет через пять встречаю тех, кто в Линституте учился. И что ты думаешь, кто в газете, кто в журнале.
– А что плохого?
– Ха. Как быстро жизнь людей поменяла. Когда ты рядом – это проходит незаметно. В восемнадцать мы мечтали о том, чтобы покорить мир, о космосе, о повестях, которые изменят жизнь. А когда я вернулся – все уже кропали статейки о демонстрациях, да трудовых успехах.
– Но это же не так плохо?
– Не так, если твоя цель просто выжить. Все на этом попались – думали, что если у тебя ручка в руках, то ты типа здесь пишешь про действительность, а по вечерам, на кухне, для Вечности. А оказалось, что твое перо днем так затупилось, что вечером ты уже ничего стоящего написать не смог.
– А почему? Усталость?
– Нет, все не так. Мне это камень помог осознать. Камень прост, потому надежен и понятен. У него нет таких хитростей, когда ты заблудился в тысяче букв, и потом уже не можешь понять, кто ты есть.
– Это как вам камень помог?
– А так. Я пока учился – все отражал да отражал ее – реальность-то – все мы лепили натуру разную. Кто лучше, кто хуже. Мы ж дети соцреализма. Строго с этим было. Долбил я тот камень, долбил и вдруг чувствую – живой он.
– Ну да, вы уже говорили.
– Точно. И вот долблю я один раз, делаю копию. И вдруг чую – что вижу ее не так, как надо – и так – и не так.
– Это как?
– А так, что я вдруг увидел, что могу ее сделать лучше, не ту фигуру дискобола, что надо было на зачете сваять. И стал я свое лепить. Вышел у меня вроде дискобол и тот, и не тот. Скорее сильно не тот. Но дискобол. А препод у нас был – старой школы, нравился я ему, он как мое художество увидал, отвел в сторону – и говорит, тебе повезло, что я тут рядом. Ставлю зачет, иди ломай своего дискобола, и никому не показывай. Теперь у тебя два пути – либо вверх, либо вниз. Третьего не дано. Тут я и понял главную науку – если ты отражаешь реальность, то ты отражаешь реальность. То есть ты очередное зеркало в Королевстве кривых зеркал. А если ты хочешь изменить мир, то ты хочешь изменить мир. Ты – фонарь. Оба вроде из стекла. Да разница – бездна.
Да, я могу взять халтуру – памятник там сваять, еще что-то. Но даже в военной теме будет правда. Камень не даст соврать.
Вот мой учитель – его Хрущев травил-травил, чуть до самоубийства не довел.