Гаврош, или Поэты не пьют американо (Городецкий) - страница 38

И что – когда Хрущева не стало, оказалось, что он хотел, чтобы именно мой учитель его и сваял.

– И что учитель?

– Сваял.

– А чего не отказался?

– А зачем? Если ты творишь, тебя дрязги не задевают.

– Порой наоборот, полезно идти туда, где тебя гнобят. Правду жизни высекать огнивом ищущего разума.

– Мм, да, интересно, никогда не общался со скульпторами, не знал, что за этим может стоять такая глубокая философия, – сказал я.

– А с кем ты общался-то? – усмехнулся Ваятель.

– Ну, как раз с поэтами, – ответил я.

– Ты, наверное, думаешь, что например писатели и поэты, это одного поля ягоды? – неожиданно спросил он.

– Ну да. По крайней мере, близкие по духу формы, – утвердительно ответил я.

– А вот шиш тебе – самые близкие по форме – это скульптор и писатель. Не ожидал?

– Признаться, нет. Мне всегда казалось, что скульптура – она всегда особняком. Все-таки и дело тяжкое, и какое-то приземленное.

– А вот так. Поэт обычно на эмоциях весь, то на него нахлынуло вдохновение, то не нахлынуло. Субтильные натуры. То ли дело – мы. С утра встал, херачишь по камню. Пообедал – и опять херачишь. А писатель – что?

– Что?

– То же самое – возьми книгу, хорошую, забористую, толстую книгу. Она ж не за день пишется. Минимум – год! Минимум! А то и два, три, пять, бывало и десять!

– Да, теперь понимаю, действительно, похоже.

– Вот. И я тебе про то. Писаке – усидчивость, а ваятелю – устойчивость. Хорошо сказал?

– Да, реально хорошо.

– Давай остановимся, передохнуть – предложил борода, и закурил. – Не куришь?

– Нет, спасибо

– Правильно делаешь. Камень – он никогда не простит, никогда. Слово – простит, слажал и выкинул, порвал листок, перечеркнул там, замазал. Камень – нет. В камне твоя мысль навечно. Ладно, если глина, но я глину не люблю, камень надежней. Он сам миллион лет формировался – тот камень, и ему еще миллион лет стоять. А как выразить, например, полет? Или Бога? А если у меня дома, например, сын двойку принес. А мне сейчас надо полет высечь на миллион лет вперед. Как не соврать?

Мне было не все понятно.

– Скажите, а почему камень – враг? Он же ваш материал, друг ваш. Как для музыканта – гитара – лучший друг, для художника – холст и краски.

Потому что он умный. Хитрый и умный. Мне от него свое нужно. Приручить, обуздать. А он не хочет, сопротивляется. Он хочет остаться тем, кем он уже был миллион лет. Ему просто лень. Он живой – я точно тебе говорю – живой. И он начинает сопротивляться. Ты его точишь. А он сопротивляется. Художнику твоему. Поэту – им что – знай себе – вдохновляйся, да воплощай свое вдохновение. А мне надо камень приручить. Под себя его обуздать. Я человека если ваяю, я должен из камня живого человека сделать.