Остров (Бочманова) - страница 50

А может, зря он ворчит? У каждого поколения свои удовольствия, свои приоритеты. Главное – когда юношеский возраст минует, чтобы во взрослую жизнь вышли подготовленными, а не маменькиными, папенькиными дочками-сыночками. Да только как же они выйдут, если девкам до сих пор завтрак в постель подают, и домработница, етить их через коромысло, всю черную работу делает… так-то! А кто виноват? Достаток, и даже не достаток, а избыток денег.

После истории с Ольгой Гореславский не спешил себя узами брака связывать, да и с девушками осторожней стал. Потому и женился впервые, когда уже тридцать стукнуло, и слыл он молодым перспективным художником. Женился удачно. Он усмехнулся, вспомнив Бендера с его обвинениями в конъюнктуре. Да, вот такой он. Тесть занимал немалую должность в министерстве Культуры. В приданое дочери дал квартиру и новую Волгу. Но Гореславский себя должником не считал. Как перестройка началась, тестя быстро на пенсию спровадили, а вскоре и всех привилегий лишили. И теперь вся женина родня на шее у Гореславского повисла. Слава богу, он тогда уже имя сделал и с новой властью быстро общий язык нашел. Жена в девяностые погибла в автокатастрофе. Глупо так. И пошла потом у Жоры Славского жизнь разгульная, тусовочная. Сорок с небольшим ему тогда было. Самый возраст для мужчины – женщины, вино, кино и домино. Теперь вот расплачиваться приходится. Гореславский потер грудину с левой стороны.

Сын Славка в свои тридцать пять находился на пике творческих возможностей и считался модным архитектором. Заказчиков у него пруд пруди, а отчего? Фамилия звучная, папа – лауреат и так далее… Ну и в свое время замолвил он, конечно, за сынка слово кому надо. Но и сын, к слову сказать, не лодырь какой, на папиной репутации себе славу делающий, а честный трудяга. А вот дочки у него… а все почему? А хрен его знает! Поколение такое – не желают работать, хоть ты тресни! Или он просто старик уже и, действительно, брюзжит от отчаяния, что молодость прошла, жизнь кончена почти…

– Земную жизнь, пройдя до половины, я оказался в сумрачном лесу, – пробормотал Гореславский и усмехнулся, увидев Юлин вопросительный взгляд. – Не помнишь? Ну да, откуда тебе знать… – добродушно сказал он. – А это Данте «Божественная комедия».

Юля кивнула, делая в памяти зарубку «обязательно прочитать».

– Так собственно я не о том хотел тебе сказать, а о том, что я, как и Данте, пройдя до половины земную жизнь и даже большую половину, я бы сказал, и вот… В общем, так, как ты относишься к предложению выйти замуж?

Она замерла, колдуя над кофеваркой. Не стала спрашивать «за кого, зачем» и так далее. В конце апреля она снова позвонила свекрови, думала, вдруг сжалится старая ведьма, даст с Ваней поговорить хоть минуточку. Людмила Ивановна даже слушать ее не стала: как заорала, словно припадочная, Юля аж онемела с испугу. Из воплей ее только и поняла, что где-то в области нашли сгоревший автомобиль и все, что осталось от Константина Завьялова. «Все из-за тебя, мерзавка!» – орала свекровь и у Юли даже сил не нашлось трубку повесить, очнулась, только когда протяжные гудки в эфире набатом зашумели в голове. Не было ни слез, ни мыслей, одно лишь тупое безразличие. Гореславский тогда домой пришел и тут же заметил, что с ней что-то не так, тогда и рассказала она ему свою историю. Он утешать не стал, а вынул из бара коньяк, и за помин души выпить заставил. Так она простилась с той прежней жизнью окончательно.