Девушка спрятала упавшую на глаза прядь за ушко.
— Ничего, — ответила она, отдавая тряпку на милость Рафинада.
Глаза ее блестели от испытанной радости игры, алый ротик был чуть приоткрыт — баловство немного утомило. Виктор откровенно разглядывал девушку, продолжая изображать смущение:
— Простите, ради бога.
— Ерунда. Я думала, вы будете спать долго.
Она говорила с ним без прежней неприязни, но холодность в голосе осталась.
— А Макар?
— Он в шесть уехал в кузню.
— В кузню? В такую жару?
Легкая улыбка коснулась губ Лизы.
— Такая у него работа. К тому же он нормально переносит жару.
— Завидую. А я чувствую себя на таком сильном солнце как вареный рак.
— Вам надо обработать ожоги и рану, — заметила Лиза.
— Вы так думаете? — Виктор коснулся пластыря на щеке. — Если вас не затруднит… — Он поморщился, словно от зубной боли.
— Нисколько. — Лиза пожала плечиком, прошла в дом.
Царапина после Любиного лечения его почти не тревожила. Ковалев хотел сорвать повязку, но передумал. Это сделает Лиза своими маленькими пальчиками.
Рыжий петух с лихо заломленным алым гребнем вскочил на каменную плиту, стоящую у сарая, и заорал, широко разинув клюв. Виктора вновь заинтересовал камень. Петух настороженно покосился на него, когда Ковалев коснулся края плиты. Недовольно покудахтав, гордая птица соскочила на землю и удалилась к своему гарему.
Виктор внимательно осмотрел оспины на камне, прямоугольное отверстие в центре плиты — дело рук человеческих. Только вот что оно означает? И зачем оно Макару?
Он спросил о плите Лизу, когда девушка намазывала его руки кремом.
— Звездная карта, — обыденным тоном ответила девушка, суетясь вокруг сидящего на деревянном чурбаке гостя.
— Вы серьезно?
— Так Макар говорит. Сережка Балабнов выпахал ее за Балкиным озером, хотел на бут для фундамента пустить, да Макар выкупил. За пару бутылок малиновки.
Слушая Лизу, Ковалев наслаждался: прохладный крем остудил горящую кожу, а заботливая девушка нет-нет да и невольно прикоснется грудью к плечу или прислонится бедром к его ноге. Виктору очень нравились ее кругленькие грудки: ничуть не отвислые, словно Творец, создавая их, разрезал ровно напополам круглый плод. Острые сосочки проступали сквозь материю тельняшки. Ковалев уже прикидывал, как ляжет на эту грудь его ладонь…
— А-а-а! Сука! Твою мать! Куда лезешь, тварь!
Гость вздрогнул.
— Скотина! Шоб ты сдохла, падлюка!
Лиза тихо засмеялась:
— Страшно?
— Что это было? — Виктор растерянно моргнул.
— Соседка с коровами управляется.
Из-за дощатого забора, разделяющего два двора, понесся отборный мат.