Сам Лукомир в лесу обитал круглый год, и при нем еще несколько человек – из тех, кто так или иначе не прижился в роду, был изгнан за какие-то провинности или сам сбежал. Но отроков он на лето распускал по домам: для них находилась работа при скотине и в лугах. Поэтому Лоб и Лелёшка, месяц спустя вопреки обычаю вернувшись в дедовы владения, чувствовали себя неловко, будто нарушители межей.
Оба они были родом из Хотимирля и состояли с князем в отдаленном родстве, как почти все тамошние жители. Лоб получил свое прозвание за худобу лица: смуглая кожа так плотно обтянула кости, что выпуклый лоб и скулы наводили на мысль о черепе. Очень худой – все уходило в рост, – он, однако, выражение лица имел приветливое и кроткое. Родители его умерли рано, вырастили Лба дед с бабкой; в лес они его отпускали неохотно, только ради обычая, да и он неохотно покидал их, зная, как нужна им его помощь по хозяйству.
Второй отрок, Лелёшка, был, напротив, весьма миловиден. Свежее лицо с мягкими чертами, ягодный румянец, густые светлые кудри, красиво лежащие на белом лбу – все в нем дышало юным здоровьем, будто он впитал все те благопожелания, которыми младенца женская родня осыпает от первых мгновений на этом свете. И женской родни у него было много, но баловство он презирал, больше всего боялся прослыть «мамкиным неженкой», поэтому в лесу время проводил охотнее, а дома бывал строптив и задирист. Мать не могла дождаться, когда придет пора его женить, в надежде, что остепенится.
Возле Будима на песке лежали в рядок пять подстреленных селезней. При появлении двоих отроков в камыши уплыла утка, за ней потянулись вереницей пять-шесть бурых пушистых комочков: вывелись утята.
– Мы за тобой, – отозвался Лелёшка, подходя к Будиму.
– Князь прислал, – дополнил Лоб. – Непременно, сказал, чтобы нынче же был в Хотимирле.
Будим, сидя на песке, молча от них отвернулся. Приятели уселись рядом. Они были старше его: Лелёшке сравнялось пятнадцать, а Лбу шестнадцать. Однако Будим верховодил среди ровесников не только благодаря знатному роду и будущему княжескому званию. Был он упрям, честолюбив и решителен; глухая, скрытая склонность к своеволию и мятежу и пугала, и притягивала к нему. Отроков посылают в лес, чтобы отбесились, пока молоды. Но Будиму и здесь чего-то не хватало.
– Ты слыхал уже, что творится? – возбужденно заговорил Лелёшка. – Святослав киевский на нас войной идет! Все волости по Припяти уже разорил, огнем пожег, людей побил!
– Всех стариков собрали, – подхватил Лоб, длинными худыми руками обхватив поджатые такие же длинные и худые ноги. – Со всей волости, и хочет твой отец ко всем послать, кто дальше на полудень и на заход живет. Кто на Припяти в низах – те сами знают.