— Красавец! — Лопух от души хлопнул коротышку по плечу.
— Да уж, хоть сейчас на бал, — поддержал его Юлиан. И звучно чихнул. Ооо, вчерашнее вымокание возымело последствия.
— Будь здоров, не болей. А насчёт бала, коль позовут — сразу кричите! Я же пока пойду, помоюсь. Чешется всё страсть, и воняет как от… — Хряк издал носом характерный звук, вызвав в казарме приступ хохота. Поднявшись с измятого одеяла и оставив на нём мокрое пятно, он направился обратно на улицу, где уже набирала обороты утренняя суета.
— Ну и шут! — донеслось с ближней к двери койки.
— Ты, Сопля, к нему не лезь. Ему тяжелее всех нас пришлось — он друга потерял. Понял? — Лопух был не прочь почесать кулаки.
— Понял. Чего тут не понять. — Названный Соплёй поспешил отделаться от опасного собеседника и повернулся на другой бок. Когда этого доходящего хмыря захомутала — на кой только? — одна местная вдовушка, годящаяся ему в матери, и тот съехал жить к ней, никто в казарме об этом не сожалел ни минуты.
Остальные собравшиеся послушать о приключениях Хряка, зевая, разбредались по своим местам, одеваться-заправляться. Всё равно, спать уже не ляжешь, до подъёма осталось всего ничего.
Сегодня у них должен был быть выходной. Долгожданный и всеми любимый. С уймой свободного времени, чтобы в своё удовольствие прогуляться по неказистым улочкам Бермонда, может заглянуть в торговые лавки и, никуда не спеша, пошвырять кости в «Берлоге», надеясь выиграть бесплатную выпивку.
Но Догвиль решил иначе.
Не успели они ещё толком отойти от случившегося погрома, как сотник завалился в казарму и объявил, что вместо положенных двух выходных дней у них будет один сегодняшний (который, считай, уже наполовину прошёл, да и какой отдых в такой-то день), а завтра их десяток отправлялся на Стену для проведения ремонтных работ. Увильнуть от столь почётной миссии могли лишь попавшие в лазарет раненные и лежащие в городской церквушке под злосчастными белыми простынями.
— Потрудиться на общее благо каждому из вас пойдёт только на пользу, — провозгласил он. — И я лично прослежу, чтобы с вашей стороны всё было сделано с искренним усердием.
Стоило Догвилю удалиться, как Лопух с привлечением самых ёмких из известных ему оборотов высказал, что лично он думает по этому поводу. Слова его нашли горячую поддержку. Из их ставшего неполным десятка безучастным тогда остался один Хряк.
К утру тучи разошлись, и слякоть на земле подсохла, так что день обещал выдаться вполне солнечным, словно лето всё же решило напоследок побаловать их хорошей погодой.
Человек двадцать «добровольцев» из числа солдат с нанятыми в Бермонде строителями подобно муравьям копошились у основания и на самой Великой Стене. Одни таскали носилки, другие мешали крепёжный раствор, третьи возводили с обеих сторон Стены грубые строительные леса. И над всей этой кипучей деятельностью разносился успевший охрипнуть голос Догвиля, отчитывающий каждого направо и налево за намеренную медлительность и криворукую нерасторопность.