— В Абдулино. Тут недалеко — километров сто. А ты?
— Мне дальше.
Паренек помедлил, потом доверчиво пересел к Зубу. На его стороне лучше — ветер бьет в спину.
— У меня там бабка с дедом живут, — сказал он. — Старые уже. Мать соберет им чего-нибудь, а я везу.
— Без билета чего? Мать на дорогу не дает?
— Дает. И туда дает, и обратно, — Паренек хитро улыбнулся. — А я экономлю. На мотоцикл собираю.
— Ты что, работаешь?
— Не-е. В десятом классе учусь.
Мотоцикл, как видно, был его любимой темой. Поэтому, помолчав, он спросил:
— Есть у тебя мотоцикл?.. А я «Ковровец» куплю. Уже почти накопил, тридцать семь рублей еще надо. Ничего машинешка, жаль только — одноцилиндровая. «Ковровец» куплю, а сам снова копить буду.
— Зачем еще?
Паренек глянул на Зуба так, словно имел дело с наивным ребенком.
— Ты что, не понимаешь? Будут тети-мети, я «Ковровец» толкну кому-нибудь, а куплю «Иж-планету». Вот это техника! Видел когда-нибудь? Мечта!
И он стал взахлеб расписывать «Иж-планету».
— Может, сразу на машину будешь копить? — усмехнулся Зуб.
Но паренек усмешки не заметил. Или он не допускал мысли, что можно смеяться над таким серьезным, даже святым делом.
— Не-е, на машину мне не потянуть, — с сожалением сказал он. — Куда мне?! Это когда работать буду, тогда… Хочу на телемастера пойти. Знаешь, сколько они зашибают! Лопатой гребут, зараза.
— Жлоб ты, — разозлился Зуб.
— Почему жлоб? — заморгал паренек. — Просто экономный я.
— Ты же не работаешь, что тебе экономить? С матери да с отца тянешь — это разве экономия?
— Ага, с отца потянешь, гляди! Я раз копилку забыл спрятать, так он из нее все до копейки вытряс, зараза. А вместо денег шайбочек накидал.
У Зуба пропала всякая охота разговаривать со жлобом. Но тот не умолкал.
— А ты знаешь, что я тогда сделал? — И глаза его азартно заблестели. — Он раз пьяный пришел — магарыч где-то сшиб, — а я у него с руки часы снял и в тот же вечер по дешевке толкнул. А он подумал, что по пьянке потерял. Правда, сначала придирался ко мне — ты, говорит, и все. Потом вспомнил, что ремешок старый был, от пота уже сопрел.
Этот мотоциклист без малейшего стеснения распинался перед Зубом о том, как умеет экономить и обкрадывать своих ближних. А чего стесняться, если он с этим фэзэушником никогда больше не встретится. Бедный начинающий скряга ни дома, поди, ни в школе не смеет обо всем этом рассказывать. А душа требует излиться.
Наконец он умолк. Порылся в кошелке, стоящей на коленях, достал широкую как лепеха шаньгу с творогом и принялся жевать, вертя головой в разные стороны.
В животе у Зуба что-то тяжело заворочалось. Проклятый мотоциклист. Без его шаньги желудок вел себя смирно, будто и есть не хотелось. А теперь — пожалуйста.