Мысль о дядьке пришла как-то сама собой. Потому, видно, что это был единственный человек, которому Зуб нужен. Конечно, никуда не годится, что он поедет сейчас, когда его турнули из училища. Беглецом явится. Но дядька должен понять его. Устроит куда-нибудь учеником. Да и каменщиком он вполне мог бы работать.
— А где дядька?
— В Сибири.
— В Сибири?! — Мишка даже остановился. — Как же ты туда попадешь?
— Больше некуда деваться. Что я тут без документов?.. Да и Ноль Нолич такое может устроить — не обрадуешься.
— Этот может. А в Сибири как ты будешь без документов?
— В училище от дядьки напишу, и вышлют. Мишка задумался.
— Трудно это. Без документов тебя милиция по дороге заберет. И денег у тебя нет.
— Ничего, Мишка, не пропаду. Тут меня быстрее посадят — за кашу.
Долго шли молча. Мишка вдруг остановился и твердо сказал:
— Я с тобой поеду. Возьми меня.
Зуб быстро взглянул на него.
— Нет, Мишка, никуда ты не поедешь. Нельзя тебе.
Помедлив, он, не глядя, сунул Ковалеву руку, тот встретил ее неожиданно крепким рукопожатием. Они не сразу разняли ладони, тепло которых поднималось к груди.
После снова ходили по улицам и говорили о Сибири, где живут — они твердо это знали — сильные, крепкие и исключительно честные люди.
Незаметно для себя они оказались рядом с училищем.
— В Сибири зима рано наступает, — сказал Мишка, — У нас и то уже прохладно. Тебе без бушлата нельзя ехать.
— Бушлат надо бы забрать.
— Я тебе принесу. Ты подожди тут, за углом, а я мигом.
Мишка убежал.
Прошло около часа, а Ковалева все не было. Зуб стал уж беспокоиться, не сцапал ли его Ноль Нолич. Хотелось плюнуть на все и самому пробираться в общежитие. Но тут послышались быстрые шаги. Из темноты вынырнул Мишка. Одет он был в Зубов бушлат, висевший на нем как пальто с чужого плеча.
— Долго, да? — виновато улыбнулся Мишка.
— Ничего… Постой, а кто это тебя?
В свете далекого фонаря было видно, что по Мишкиной физиономии размазана кровь, а нос заметно распух.
— А… — махнул рукой Мишка. — С Крутько сцепились. Я ему будь здоров навалял!
— Ничего себе — навалял, — усмехнулся Зуб.
— Ты бы на него посмотрел! Полмесяца будет фонарем светить, куркуль несчастный.
Зуб от души пожалел, что его не было в общежитии.
Мишка сбросил бушлат и полез в карман штанов.
— Ребята кое-что наскребли. Шесть рублей. Больше не набралось.
— Ну, ты даешь! И у меня пара рублей есть.
— Старыми восемьдесят получается. Вот бы превратить их в новые! Тогда точно бы доехал.
— Я и так доеду.
Прощались они как-то неуклюже. Пожали друг другу руки, потоптались. «Ну, давай», — сказал Мишка. «Ага», — ответил Зуб. Он зачем-то надел бушлат, хотя было не очень холодно. Снова протянули друг другу руки, и Зуб не мог вспомнить, что полагается говорить на прощание. То есть, он мог бы сказать многое, но ему казалось, что тут нужны слова особые — прощальные.