— Документы дома лежали, целехоньки.
— Тогда могут дать.
— Ты, батя, залей военкому, как нам, так он тебе точно медалей навешает.
— Эт уж я беспременно, — согласно закивай дед. — Все честь честью.
Поезд тем временем сбавлял ход, из темноты выплывали огни, предвещая станцию. Вошла в тамбур проводница, Недовольно оглядела веселых курильщиков и стала отпирать дверь.
— Не продохнуть, — ворчала она. — Голова от вас раскалывается. — И вдруг визгливо закричала, указывая на пол: — Опять накидали! Только подмела!..
Зуб ушел в вагон — полусонный, пахнущий разопревшими ногами и снедью. Высмотрев пустую полку под самым потолком — багажную, он залез на нее прямо в ботинках и, кинув под голову бушлат, лег. И только тогда по-настоящему почувствовал, как сосет под ложечкой. Обед он проспал на пруду, поужинать ему не дал Ноль Нолич, а станционный буфет не работал. Теперь до утра.
— Где ж я тут раскидался? — услышал он голос деда внизу. — Тетка, кошелка моя не пробегала?
— Да я что, следом за ней хожу? — сердито ответил женский голос. — Гулять надо меньше.
— Я, тетка, еще при царе Николке свое отгулял, — засмеялся дед. — Ладно, главное дело, отгулял, все, как есть, помню. Верно тебе говорю. Был я, тетка, справный, не как нынче. Девки не прогоняли от себя. А певун был!..
— Ты кошелку свою ищи, чего подсаживаешься, — уже не так сердито сказала тетка.
— Батя, у нас твоя кошелка, — подали голос из соседнего купе.
— У вас?! — искренне удивился дед. — А чего она у вас не видала?
И он засмеялся и закашлялся так же заразительно, как в тамбуре. И другие тоже засмеялись, хоть в этой шутке ничего особенного и не было. Дед, как видно, из тех людей, за которыми по пятам ходит веселье. Вот лошадь его больно укусила да еще награды пропали. Вроде горевать надо, а он этим случаем скольких людей развеселил и еще веселить будет. Руку ему, положим, или ногу оттяпает, так он, должно, и об этом весело рассказывать будет. Послушаешь такого, так и свои беды и болячки покажутся смешными и мелкими. Легко ли жить таким людям, никто у них не спрашивает. А что другим с ними легко, так это уж точно. Вот и Зуб, посмеявшись от души в тамбуре, забыл о своих волнениях, уже без прежнего страха думал о дальней дороге в Сибирь. И не жалеет, что рискнул.
В самом деле, чего бояться? Езды туда — дня четыре, ну пять, если без перерыва ехать. И в кармане у него четыре рубля. Старыми, так это сорок рублей. Почти по десятке на день — куда и девать.
О том же, что от Георгиу-Деж ему придется ехать зайцем, Зуб старался не думать. Как-нибудь. Ездят же люди. И в такую даль тоже, наверно, ездят.