Дорога стального цвета (Столповский) - страница 55

— Как толкну, прыгай на последний вагон… Ой, сладенький! — тут же взвизгнула она и звонко чмокнула его в губы.

— Сдурела со страху? — зыркнул на нее Панька и брезгливо плюнул.

А длинный до бесконечности состав все набирал скорость, четко отбивая такт на стыках. Но снизу, от самых шпал, уже виден был его хвост. Вот он, совсем уже близко.

— Паня! — Фроська быстро продвинулась вперед, вплотную к Зубову телохранителю. — Паня, ты возле будки никого не видишь? Глянь-ка!

Панька мгновенно напружинился и стал всматриваться в противоположную от идущего состава в сторону, где темнела постройка.

Быстро приближался последний товарный вагон.

«Пора, пора, — застряло в голове Зуба. — Ну пора же!..»

Фроськин башмак больно ткнул его в коленку. В тот же миг Зуб выкатился из-под платформы, вскочил на ноги и рванулся вперед, оказавшись рядом с тамбуром на конце последнего вагона.

— Стой!

Сзади, буквально в десятке метров, часто заухали по гравию Панькины сапоги.

«Только бы не упасть впотьмах, только бы успеть!» — билось в затравленном мозгу Зуба.

Поручни! Зуб кинул свое удивительно легкое тело в сторону, поймал обеими руками поручни и едва не выпустил их, потому что ноги стали волочиться по гравийному полотну.

— Стой, сука! — дико хрипел Панька.

Неимоверными усилиями Зуб подтянулся на поручнях и коленкой достал нижнюю скобу, заменявшую ступень. А сапоги ухают совсем близко. Зубу показалось, что он уловил затылком Панькино дыхание. В следующее мгновение он буквально выкинул свое тело в тамбур.

Зуб оглянулся в тот момент, когда Панька со страшной силой пустил в него нож.

Бум!

Нож впился в доски вагона у самого уха. На голове запоздало зашевелились волосы.

Раскоряченная, оцепеневшая на месте фигура в клетчатом пиджаке и хромовых сапогах таяла в темноте. И пока она, яростная и безмолвная, не исчезла вовсе, Зубу казалось, что он видит горящие, остервенелые Панькины глаза и его ощеренный, искаженный гримасой рот.

Та-та-та, та-та-та-! — торопливо и вроде бы даже радостно стучали колеса.

Зуба стало трясти. Он не дрожал, его именно трясло — размеренно, мощно, безудержно. Голова была совершенно ясная, в ней легко укладывалась мысль, что он спасен, что ему больше не грозит это сволочное кодло, а его все равно трясло. Руки выписывали какие-то идиотские, бессмысленные кренделя, поясница сделалась немощной, как на шарнирах, и едва не переламывалась. Нервы, видимо, были натянуты до опасного предела — он не мог совладать с собой.

Зуб взглянул на блестевший отполированной сталью нож, с черной ручкой, и в изнеможении отвел глаза. Это была его смерть. Вполне реальная, подлая и неумолимая смерть, которая промахнулась. Вот она, теперь ее можно потрогать, чтобы лучше запомнить, какая она бывает.