— Медведица с медвежатами побывала, один пестун, а другой нынешнего года. Они и хариусов сожрали…
— Пестун? — переспросила Пронина. — Что это за зверь, Шура?
— Медвежонок-двухлеток. Можно сказать, нянька у маленького. Ах, язви его, что натворили, а! — ругался Толпыга. — Все пошло прахом. Это же они совсем нас оголодили!
Отложив ружье и сбросив рюкзак, он принялся разбирать ворох рванья. Ему помогала Верка. Сначала они пытались осторожно ссыпать отдельно остатки соли, сахара, крупы, муки, но скоро убедились в бесполезности этого занятия — все продукты оказались до того перемешанными с песком, что разделить их не было никакой возможности. Удалось набрать в чистом виде лишь несколько горстей соли и с полкружки сахару. Весь запас продовольствия теперь составляли несколько консервных банок солянки, свежей капусты и борща, две банки тушеной говядины и несколько чудом уцелевших брикетов рисовой каши. Что касается палатки, то на ней нельзя было найти ни одного квадратного метра, где бы не оставили своих следов зубы и острые когти зверей. Учуяв съестное, медведи, по-видимому, сначала свалили палатку. Затем, в поисках доступа к продуктам, стали рвать полотнище. Так, по крайней мере, объяснил Шурка своим подопечным историю разгрома, устроенного их жилью милым медвежьим семейством.
Пронину это происшествие повергло в горькое уныние, если не сказать — в отчаяние. Она окончательно утратила недавнюю спесь и подавленная, молчаливая сидела на опрокинутой лодке.
Солнце скрылось за мохнатую макушку сопки, долина Бурукана налилась лиловыми сумерками, стала ощутима ночная прохлада. Шурка развел костер и теперь возился с обрывками палатки, стараясь выкроить подходящий кусок, чтобы соорудить хоть какой-нибудь полог для укрытия на ночь. Вскоре он с помощью Верки сложил палатку вдвое и перекинул эти лохмотья через перекладину, положенную на две метровые сошки, вбитые в землю возле костра.
— Как будем с ужином? — спросил он, ни к кому не обращаясь, когда управился со своими делами.
— Я, когда шла сюда, ужасно хотела есть, — апатично ответила Пронина, — а сейчас у меня все притупилось… Боже мой, зачем я поехала сюда?..
— Ничего, Надежда Михайловна, не унывайте, — утешал ее Шурка. — Живы будем — не помрем.
— Фу, как ты банально шутишь, — поморщилась Пронина.
Решили сварить рисовую кашу и вскипятить чай.
За ужином Пронина, откашливаясь от дыма, спросила Толпыгу:
— Что же мы теперь будем делать, Шура?
— Завтра утром наловлю хариусов, — как ни в чем не бывало ответил Шурка, — наварим ухи — соль у нас есть, позавтракаем и пойдем работать.