— Вульф сможет нас принять?
— Кого? — спросил я.
— Меня и моих компаньонов.
— Вас устроит одиннадцать? Или половина двенадцатого?
— Одиннадцать, если можно. Мы будем точны.
Прежде чем вернуться к себе и закончить бритье, я соединился с теплицей по внутреннему телефону.
— Ты прав,— сказал я шефу.— Раз начатое движение нелегко остановить. Компаньоны будут у нас в одиннадцать.
— Ага... Может, обойдется без наших стараний.
Сейчас только половина одиннадцатого, времени у меня достаточно. Правда, нужно одеваться быстро, а я чертовски не люблю этого.
Когда я наконец спустился в канцелярию, то был готов ко всему, не исключая того, что двухчасовой сон придется отложить.
Юристы опоздали на десять минут, и Вульф уже сидел за своим столом, когда они прибыли. Прежде чем начался разговор, я обратил внимание на одну мелкую, но занимательную деталь. Напротив стола шефа стоит кресло, обитое красной кожей. Место самое удобное для посетителей. Если посетителей двое или больше, как правило, там сидит самый главный гость. Когда компаньоны посетили нас в прошлый раз, старшему досталось кресло, но сегодня его занял седовласый непрерывно мигающий Фред Бриггс, дядюшка Элен Трой. Казалось, этого никто не заметил, кроме меня, что тоже было весьма знаменательно. Когда все уселись, ближе всех ко мне оказался Эммет Филпс — энциклопедия с длинными руками и ростом около шести футов. Вторым был Корриган, третьим — Луис Касбон, неповоротливый и заспанный Преемник О’Маллея в судебных залах. Наконец, самый дальний стул занимал лишенный адвокатских прав О’Маллей — человек с гримасой разочарования на постоянно искривленных губах.
Вульф обвел взглядом всех присутствующих.
— Я вас слушаю,— сказал он, и когда разом заговорили трое, добавил:— Я не умею разговаривать в суматохе.
Фредерик Бриггс, занимающий кресло, обитое красной кожей, решительно хихикнул и взял слово:
— В первый раз,— начал он медленно и очень выразительно,—- я пришел сюда со своими компаньонами вопреки своему желанию. Мы тогда просили, чтобы вы спрашивали нас обо всем, что сочтете важным. Сегодня мы сами хотели бы задать вам пару вопросов.
Может быть, вы помните, что ваши методы я определил как неэтичные и возмутительные. Я утвердился в своем мнении, когда, подделав почерк одного из нас, вы сфабриковали надпись на полях заявления Дайкеса с просьбой об уходе, а бумагу показали полиции. Как вы определяете этот поступок?
— Никак, мистер Бриггс.
—Это... Это невероятно.— Бриггс снова часто заморгал.— Я решительно требую... требую ответа...
— Сейчас вы его получите,— ответил спокойно Вульф,— Как вы сказали, надпись была сделана почерком Корригана. Существует три ответа на вопрос, кто ее сделал. Первый: Корриган, довольно давно. Второй: я, совсем недавно. Третий: один из вас, не исключая Корригана, после моей просьбы дать мне какое-нибудь письмо Дайкеса или до нее. Заявление лежало в бумагах фирмы, и доступ к нему был свободным. Конечно, вы не знаете, какой из этих ответов верен, если только это не ваша работа. На вопросы полиции вы ответили, что надпись эту никто из вас не делал,— Вульф уперся ладонью о край стола.— Ведь вы не приписываете мне монополии на фальшивые показания?