– А почему эта Мэдди в опасности? – спрашивает Уорд.
Сайлас делает глубокий вдох.
– Мы только что обнаружили в компьютере Тони несколько графических файлов…
– Гиппокампов? – поднимает со стола его рапорт Уорд. – Ты не упомянул здесь об этом.
– Нет, морских коньков. Названия этих файлов совпадают с названиями фотокартин в его кафе. Все, за исключением одного – недавно созданного.
– И..?
Сайлас снова думает о Мэдди, молится, чтобы она была еще жива:
– Этот файл Тони назвал «Hippocampus madeleine».
94
Я не знаю точно, как скоро подействует ксанакс. Это быстродействующий бензодиазепин. Так что он должен сработать минут через пятнадцать – тридцать, задолго до нашего приземления в Берлине. Два миллиграмма – это много для разовой дозы, если тот парень у клуба сказал мне правду. Я пока не заметила признаков сонливости. Но мы с Тони только что выпили по второму бокалу шампанского. А алкоголь способен не только усилить эффект бензодиазепина. Такое сочетание может оказаться потенциально смертельной смесью. А потом амнезия сотрет из памяти те полчаса, что предшествовали приему препарата. А может, и больше.
– Ну, что, ты расслабилась? – тихо спрашивает Тони, снова кладя мне на руку свою руку.
– Да, мне заметно полегчало, – отвечаю я. Но мне не нравится новый тон в его голосе.
– Забавная штука – этот страх, – говорит он.
– О чем это ты?
– Ты начала расслабляться еще до того, как мы выпили шампанское.
– Правда? – переспрашиваю я, чувствуя, как мой живот скручивает узлом тревога.
– Да. Ты расслабилась, как только я вернулся из туалета. У тебя даже выражение лица стало другим, менее напряженным.
Тони крепче сжимает мне руку, придавливая ее к подлокотнику.
– Я обрадовалась, что ты вернулся. Мне показалось, что тебя не было целую вечность. Я однажды застряла в таком туалете. Это было ужасно, – добавляю я, пытаясь рассеять тревогу смехом.
Но мой смех тут же застревает в горле. Я прокололась! Заметил ли Тони мой промах? Я никогда не застревала в туалете на борту самолета. А если и застревала, то как я могла это помнить?
– Ты не побоялась забраться в багажник моей машины, – говорит Тони.
Я вздыхаю про себя от облегчения. Он не заметил!
– Это было совсем другое, – улыбаюсь я Тони.
Но он не отвечает мне улыбкой. Вместо этого он впивается в меня своими голубыми глазами, и я вижу в них только одно – гнев и разочарование. Я допустила еще одну ошибку, и на этот раз мне не выкрутиться.
– Это было вчера, – говорит Тони, отпуская мою руку. – А ты вчера ничего не записывала в свой дневник, так?
Я мотаю головой.
– Ты же мне не велел это делать, – еле слышно отвечаю я. У меня во рту так пересохло, что я почти не могу говорить.