В следующие несколько дней мои родители пытались делать вид, что все будет хорошо. Они сидели вместе за столом по утрам, а по вечерам мы вместе ужинали. Я не знаю, кто старался сильнее – мы или они, – но все это выглядело так, будто мы водим хоровод вокруг слона. Сначала мы говорили об учебе Алли, потом о школе Бена, но: «О нет, Бена здесь нет, и он еще не знает о разводе. Мы не можем говорить о Бене. Если мы заговорим о Бене, нам придется говорить о разводе и узнать, когда они собираются ему сказать. Шаг назад, быстро». И тогда кто-нибудь менял тему.
Время шло. Подруги спрашивали, как у меня дела, и я отвечала: «Ну, мы успешно избегаем разговоров, и это уже неплохо». Поужинали в одной комнате вместе – победа. Обсудили новости – победа. Настоящие новости касались нашей семьи, но их мы не обсуждали. Конечно, эти так называемые победы были ужасны. В нашей семье никто не любил секретов. Мы говорили обо всем и рассказывали друг другу всё. Я хотела задавать вопросы и требовать ответов, я хотела знать, есть ли надежда на то, что все это большая ошибка. Однако я просыпалась каждое утро, одевалась и присоединялась к хороводу вокруг слона. По какой-то причине нам казалось проще притворяться, что наша семья сохранится целой чуть-чуть дольше.
Я не могла вынести пребывание в Виктории больше нескольких дней. Мне было больно оставлять Алли, и я пообещала, что вернусь, как только почувствую себя готовой. Теперь я хотела побыть одна. Когда я приехала в Порт-Муди, я постаралась отвлечься, погрузившись в работу. Каждое утро я рано вставала, варила кофе и сразу проверяла почтовый ящик. В моих письмах я обещала наметить новые проекты, найти еще внештатных авторов, заранее распланировать материалы для блога. Но к полудню я уже неподвижно сидела в кресле, глядя сквозь экран компьютера в никуда. Туман, который поплыл перед моими глазами в тот день, когда я нашла злосчастный листок, как будто последовал за мной в Порт-Муди, и я потеряла способность смотреть вперед. К двум часам я обычно относила ноутбук на диван, убеждая себя, что смогу работать, если сяду поудобнее. К четырем часам я отключалась, радуясь, если сделала хоть что-то. И тогда я съедала ужин и забиралась в кровать.
Кровать, по идее, была моим убежищем. После того как много лет назад мы порвали с Крисом, я купила все необходимое, чтобы сделать кровать именно таким местом – убежищем, где всегда можно спрятаться. А осенью я наконец заменила матрас, которому было 13 лет, потратив часть сэкономленных за время эксперимента денег.