Вообще-то в этом было что-то нездоровое, если говорить начистоту. Бредет по улице парень, жадно думает о другом парне, стараясь удержать перед глазами его физиономию. Не очень здорово. Но мы уже давно привыкли быть нездоровыми.
В сущности, все мы, начиная от мудрейшего и всевидящего Черномора и заканчивая мальчишкой-стажером, были повернутые. Законченные и безнадежные психи.
Несколько раз я сбивался.
В сознание ворвался пьяный Фролов с «макаровым» наперевес. Я оттеснил его на задний план. Мысленно растворил.
Потом вдруг вынырнула Полина. Я дернулся, как от удара.
Наверное, со стороны это выглядело глупо.
Идет по улице человек. Засунув руки в карманы, жадно глядит по сторонам, вертит головой, эдакий папуас на Бродвее. И вдруг дергается, жмурит глаза.
Ладно. Я представил шефа. Как он сидит за громадным столом, повесив пиджак на спинку кресла, распустив шейный платок. Или лучше — закутавшись в шарф, пестрый длинный шарф. Он обожает их. Смотрит красными воспаленными глазами в длинные отчеты, отпечатанные мелким шрифтом, в многоуровневые диаграммы и расчерченные красными и синими линиями карты. Морщит свой аристократический лик, борясь с головной болью, пьет крепчайший черный кофе, уже успевший остыть. Поглаживает белоснежную бородку. В кабинете у него играет, наверное, Вивальди. Непременно Вивальди. И все затянуто клубами табачного дыма.
И тут заходит Максим. У него как всегда высокомерно-возвышенный вид. Он похож на белогвардейского офицера в эмиграции. Безупречная выправка, короткая стрижка, мужественное лицо, на губах гуляет призрак ироничной усмешки.
Я очень ярко представил, как он заходит в кабинет шефа, звеня шпорами. И задевая ножнами шашки за дверной косяк. Следом в дверь кабинета с любопытством заглядывает морда его лошади… Нет, это лишнее.
И вот Шеф дает ему задание, Максим коротко салютует ему и мчится в городок Краснорецк. Возможно на почтовой тройке. Нет, на рейсовом автобусе.
Нет. На мотоцикле.
Да, у него мотоцикл, японский.
У него красная «Ямаха».
Я очень четко увидел Максима.
И кусок дороги его глазами и его руки в перчатках, лежащие на руле.
Я УВИДЕЛ его в искаженной перспективе, в красных отсветах. В глубине елочного шара.
От испуга я едва не сбился. Так это было неожиданно, после долгого перерыва, после спячки, вязкой апатии, медленного умирания, которые тянулись больше полугода. Из всего того, откуда, казалось, уже не будет выхода.
Я наконец-то снова взял след. Снова получилось. Да, я смог! Смог!
Надо было успокоиться и продолжать, не пускать эту тонкую хрупкую нить.