– Па! Что такое? – спросил я.
– Ша! Тихо! – коротко ответил отец.
Мне показалось, что папа нюхает воздух. Он вертел головой, осматривался. Потом стал буравить взглядом асфальт.
– Пойдем! – неожиданно сказал папа.
Вскоре мы вышли на Проспект Мира. На скамьях под деревьями сражались шахматисты. Мы прошли мимо них, и через несколько метров папа остановился. Он смотрел себе под ноги, шел вперед, потом пятился, натыкался на прохожих и забывал извиняться. На нескольких досках прервалась игра. Папу это не волновало. Это был тот редкий случай, когда ему было все равно, что о нем подумают люди. Он напоминал мне охотничьего пса, взявшего след. На самом деле, почти так оно и было. Папа, каким-то только ему известным чувством, безошибочно нашел место убийства Миши. Милиция этого не смогла. Она ориентировалась на следы крови, на показания свидетелей. Но это все было рядом, но не там.
Папа подошел к шахматистам. Казалось, что он интересуется игрой. Молча, переходя от скамейки к скамейке, от доски к доске, он наблюдал. Это было странно, потому что папа в шахматы не играл. Мне оставалось только прикрутить дыхание, и смотреть. Наконец папа что-то решил, или нашел. Он замер возле одной из шахматных досок. Партия завершилась. Отец с улыбкой подошел к победителю.
– Я очень извиняюсь! – сказал отец. – Поздравляю! Красивая была игра.
– Да, – с гордостью ответил шахматист. – Сицилианская защита!
– Я так и понял, – сказал папа. – А скажите, вы тут часто играете?
– Ну… пару раз в неделю. Я знаю…? А что такое?
– Да нет. Ничего. Просто интересуюсь.
– Может, хотите сыграть?
– Не. Спасибо. Я не умею.
Шахматист был обескуражен. Ему уже казалось, что он нашел человека, понимающего толк в игре. Тем более, папин нос и картавость давали к этому все основания. Но, нет. Он ошибся. Возникла неловкая пауза.
– Меня зовут Моисей Аронович, – протягивая руку для приветствия, сказал шахматист.
– Абрам, – представился отец. – А это – мой сын. Младший.
Я подошел к человеку и поздоровался.
– В какую школу ты ходишь? – спросил он меня.
– В восьмидесятую.
– А-а! Знаю. Неплохая школа. Как учишься, не спрашиваю. Вижу. Молодец! Умеешь играть?
– Нет, – ответил я.
– Это плохо. Надо научиться. В жизни может все пригодиться. Присаживайся.
Моисей Аронович повернулся к отцу.
– Скажите, Абрам, а чего у меня такое ощущение, что вы мне хотите что-то сказать? Не знаете?
– Знаю. Я таки хочу вам шё-то сказать. И не то, шёбы сказать, а спросить. Если вы не против, конечно.
– Да, да. Прошу. Я весь здесь.
Папа присел с ним рядом на скамейку, и начал разговор.