Калипсо выглядела так, словно самой блестящей из её идей было «не блевануть». Лео сжимал в руке степлер, который не особенно пугал блеммий.
Из догнавшей нас толпы вышла наша старая подруга Нанетт. Её грудолицо ухмылялось, а лакированные туфли совершенно не подходили к светлой шерсти на ногах.
— Батюшки-светы, вы меня немножечко разозлили.
Она схватила ближайший к ней дорожный знак и вырвала его из земли.
— А теперь стойте смирно, ладушки? Я размозжу вам головы.
Мой последний акт
Бабка утёрла всем нос
И всех убила
Я БЫЛ ГОТОВ НАЧАТЬ План Защиты Омега — упасть на колени и просить пощады, — но Лео избавил меня от этого позора.
— Бульдозер, — прошептал он.
— Это такое кодовое слово?
— Нет. Я хочу пробраться к бульдозеру. Вы двое, отвлеките металлистов.
Он перенёс вес Калипсо на меня.
— Ты свихнулся? — прошипела она.
Лео взглянул на неё, словно говоря: «Верь мне. Отвлеки их!», и осторожно отступил.
— Оу! — просияла Нанетт. — Ты хочешь умереть первым, мелкорослый полубог? В этом есть смысл, ведь именно ты швырял огнём в меня.
Что бы Лео ни задумал, его план обязательно бы провалился, если бы он начал спорить с Нанетт насчёт роста. (Для Лео это была болезненная тема.) К счастью, у меня был врождённый талант концентрировать всеобщее внимание на себе.
— Я хочу умереть! — прокричал я.
Вся толпа повернулась ко мне. Я молча проклял свой выбор слов. Мне следовало вызваться для чего-то попроще, например, испечь пирог или прибраться после казни.
Я часто говорю что-то, не подумав. Обычно это срабатывает. Иногда это приводит к импровизированным шедеврам, таким как Ренессанс или движение битников[4]. Я надеялся, что это как раз тот случай.
— Но сначала внемлите моей мольбе, о великодушные блеммии!
Подожжённый Лео полицейский опустил пистолет. Несколько угольков от греческого огня всё ещё тлели в бороде на его животе.
— Что значит «внемлите моей мольбе?»
— Ну… Это традиция — выслушать последнее желание находящегося при смерти человека… или бога… или полубога… или…. Калипсо, кем ты себя считаешь? Титан? Полутитан?
Калипсо откашлялась со звуком, подозрительно похожим на «идиот».
— Аполлон пытается сказать, о великодушные блеммии, что по правилам этикета вы должны позволить нам произнести последнее слово перед смертью. Я уверена, вы не хотели бы быть невежливыми.
Блеммии были ошеломлены. Их радостные улыбки исчезли, они затрясли своими механическими головами. Нанетт подалась вперёд, подняв руки в умиротворяющем жесте.
— Конечно, нет! Мы очень вежливы.
— Предельно вежливы, — согласился полицейский.
— Спасибо, — сказала ему Нанетт.