Поднимаясь по узкой лестнице, ведущей в верхнюю часть города, расположенную над собором Сен-Бертран, я неожиданно, нос к носу, столкнулся с Баруссом. Со времён нашей юности мы не обменялись ни словом.
— Что-то вы слишком быстро поднимаетесь по ступеням, сударь мой Брамвак, — сказал мне Барусс. — Впрочем, вы ещё так молоды!
Он намекал, что выглядел я действительно очень молодо.
Я поспешно ответил, что мы с ним примерно одних лет.
Домисьен де Барусс был одет в облачение доминиканского монаха. Свистевший вокруг нас ветер взметал край его чёрного плаща, и тот хлопал, словно чёрное крыло, пытавшееся скрыть от меня солнечный свет. Де Барусс был худ, имел большой нос и необычайно тонкие губы, позволявшие разглядеть его испорченные зубы. Он всегда был высок, а теперь, стоя на ступеньках выше меня, буквально нависал надо мной, и внезапно мне показалось, что он заранее уверен в том, что последнее слово в нашей беседе останется за ним. Тембр его голоса выдавал свойственное ему чувство превосходства. Впрочем, я знал, что он со всеми разговаривает с нарочитым презрением.
— Разумеется, Господь способствует встрече людей, когда полагает эту встречу необходимой, — криво усмехаясь, произнёс он таким тоном, что я понял: нашу встречу он таковой не считает.
Слова его были адресованы мне, ибо на каменных ступенях, где свистел осенний ветер, кроме нас, никого не было. Его властный тон вверг меня в оцепенение.
— Послушайте, Брамвак, прекратите поиски. Вернитесь к прежнему занятию, вспомните, что вы честный врач, проживающий в Тулузе, вернитесь домой и займитесь делом. Исцеляйте телесные недуги, а о недугах духовных предоставьте заботу Церкви. Иного пути у вас нет.
Я открыл было рот, намереваясь ответить, но он жестом остановил меня и с неожиданным пылом продолжал:
— Откажитесь от поисков! Обуянный гордыней, вы мечетесь в бесплодном стремлении обрести то, что, без сомнения, убьёт вас, вне зависимости от того, найдёте вы или нет. Немало людей, которым вы даже в подмётки не годитесь, погибли, пытаясь отыскать эту химеру.
— Я никого не боюсь, ни с кем себя не сравниваю, и ни капитулу Тулузы, ни королевскому сенешалю, ни католической Церкви не в чем меня упрекнуть.
— Подобно проказе, ересь метит лицо отступника своими язвами! И не нужно быть ясновидящим, чтобы распознать её. Взглянув на вас, я сразу понял: не Иисус Христос восседает на троне вашей внутренней скинии, в ней поклоняются иным кумирам, ибо рядом с Христом я отчётливо вижу призраки забытых ныне альбигойцев. Зачем я вам это говорю? Хочу вас предупредить: будьте осторожны и не верьте тем, кто утверждает, что инквизиторы уже не столь могущественны, как прежде. Они по-прежнему разжигают костры, предназначенные для еретиков. По их приказам еретиков бросают в темницы, и они по-прежнему судят людей не за дела, а за намерения. А ваши намерения мне известны так хорошо, словно они крупными буквами написаны у вас на лбу. Послушайтесь меня, Мишель де Брамвак, и возвращайтесь в Тулузу! Вы отличный лекарь и сможете принести много пользы жителям своего квартала. У каждого своя роль. Так что отправляйтесь в Тулузу, достойный лекарь, и незамедлительно! Сегодня до захода солнца вы должны покинуть наш город.