— Как же! Как же! И у меня брал, и у братии нашей брал! Вот те крест святой — брал Митька! У кого по алтыну брал, а у кого и по два. На пропой брал, чего уж скрывать! Имеет Митька приверженность к пивному зелью!
Бусыга сообразил, что, слава богу, тетрадь досталась дураку. И след той тетради отыскать вполне можно. Потому сунулся в разговор:
— У тебя сколько денег Митька взял?
Келарь подумал, позагибал пальцы, потом поднял лицо на Бусыгу и ответил тихо:
— Рубль!
Оба они, и келарь, и Бусыга, знали, что «рубль» — это ложь и что келарь не соврёт, когда за настоящий рубль укажет, где притаился монах Митька с заветной тетрадью. Келарь получил ещё два серебряных полтинника и тут же сказал:
— Отмолю, ежели что худое содеется с пропавшим нашим монахом... А пропал он на питейном дворе шведского купчины, на Поречной улице... Наши монахи вчера в город за подаянием ходили, так видели Митьку на том дворе...
Монастырская калитка захлопнулась.
* * *
— При нынешней подозрительности, при полном воровстве и безвластии, — сказал Проня. — Монаха Митьку будем только резать!
— Но сначала бы тебя... опростать от головы, — вздохнул Бусыга.
Они сидели в датском питейном доме и пили дорогое — по копейке за кружку — пиво. То пиво сбраживали в датском королевстве на русском хмеле, проданном во Пскове за копейку — бочка. А цена была русскому хмелю — рубль за ведро на ганзейских рынках. Тысячу процентов прибыли имели ганзейцы от обычной русской вьюнковой травы! Иноземцы уже развернули на Руси лихую торговлю, стократно выгодную для себя и в стократный убыток для русских. Иноземные купцы ходили в юфтовых сапогах и плевали на лапти русских купцов.
— Время теряем, — заявил Бусыга. Он разоделся под ганзейского шкипера, выпустил наружу рукавов костромские кружева, а за воротник камзола — серебряной нитью увитое узорочье. На левом боку, на поясе, висела у него турецкая сабля, а на правом — тяжёлый кошль с деньгами. Внутри кошля, в особом карманчике, таились три золотых кружочка денег — старинных арабских, а сам кошель бренчал медью ещё татарского чекана.
— Пошли, кошли, поехали, — сказал прибаутку Бусыга, стукнул пустой кружкой по столу и первым вышел на улицу.
Проня заторопился за ним, приметив, что лицо у Бусыги побелело: вызверился на резню купец...
* * *
Шведский негоциант мигом увидел, как вошёл в его питейный дом на Поречной улице разнаряженный ганзейский шкипер. По шляпе видать, что шкипер. Швед выскочил в зал, поклонился ему и снова юркнул за прилавок заведения.
Шкипер кинул на прилавок серебро и спросил пинту красного вина. Выпил вино и спросил у шведа: