— Покажи мне русского монаха, что имеет продать клад.
Ганзейский шкипер плохо говорил по-немецки, так ведь нынче в этом углу России кого только не собиралось! Испанцы даже сюда заходили, спрашивали, не надо ли кого за деньги убить?
— Вот, под лавкой спит! — показал шведский негоциант на Митьку-монаха.
— Налей стакан жидовской дряни! — приказал ганзеец и походя пнул под лавкой.
Митька-монах вскочил, свалил лавку, надумал орать, но тут ему в руку поднеслась чарка крепкого зелья. За чаркой последовал кусок варёной рыбы. Ганзейский шкипер проследил, чтобы монах выпил всю чарку, и тут же утолкал его за дальний стол питейного заведения.
Шведский негоциант, владелец пивной, крикнул уже русских девок, чтобы прислуживать.
— Гебен мир айне бух![17] — иноземный шкипер протянул монаху руку.
— То не книга! То тетрадь! — испугался монах. Но ещё выкрикнул: — Продаю только за золото! При свидетелях! — Митька Помарин вытащил из своей дырявой рясы тетрадь Афанасия, показал ганзейцу, далеко отводя руку. И поманил к столу двух испанцев, взятых им в охранители.
Испанцы, весьма пьяные, но голодные, тотчас подошли, уселись по бокам Митьки. Хозяин пивного зала радостно ухмыльнулся. Этот монах да с теми испанцами за три дня пропил у него на серебро почти два талера! Сейчас продаст свою тетрадь и деньги пропьёт! Его к тому испанские головорезы обязательно направят. Хорошо!
Ганзеец побренчал в своём кошле, наобум вытащил три золотых кружочка. Протянул Митьке, а другой рукой забрал у него тетрадь и стал листать... Вроде она, Афанасия тетрадь.
Подзагажена, конечно, воском обкапана... А Проня с челядью ждёт за углом, у них под сёдлами десять коней.
Оба испанца сторожко глядели, как ганзейский шкипер с интересом листает тетрадь. Можно у ганзейца сразу, тут, за углом заведения, ту интересную тетрадь отобрать, а потом продавать снова. Цена теперь известна. Мешок золота! Человека режут за один золотой кружок, а в мешке таких кружков — сколько?
Испанцы вытащили не таясь длинные, узкие клинки своих шпаг, позвенели ими об стол. Бусыга от того железного звона только отмахнулся. Вот оно! На последней странице он увидел и узнал православный крест, коим покойный Афанасий почти два года назад, под Смоленском, пометил обетованную запись о принадлежности тетради московскому великому князю.
Бусыга не стал отвязывать мешок с медью, а просто отрезал его саблей и грохнул об стол. Испанцы недоумённо вытаращили глаза, они на слух понимали мельчайший звон денег. В кошле звякнуло не золото, там звякнула медь!
Бусыга столкнул одного испанца на пол, наступил на него всем своим немалым весом, пока резал другого. Потом сунул саблю жалом вниз, не глядя. Внизу, под ногами, хрустнуло, и тело иноземного дурня опало с последним выдохом.