Великого боярина Ивана Юрьевича Патрикеева тронул за руку неведомо откуда взявшийся сотник из личной охраны. Шепнул, нагнувшись, прямо в ухо:
— Поутру стали по особым спискам брать монахов с дальних подмосковных монастырей. Митрополит Зосима велел о том предупредить. Берут монахов нового устава. Подпись под тайным указом только вон его, пацана Дмитрия.
— Чего врёшь? — изумился боярин Патрикеев. — Он же писать не умеет! — и тут же тревожно оглянулся.
Все большие люди упёрлись глазами в богатейшую венчальную процессию.
Стольник криво дёрнул губой. Трусил, что ли? Шепнул:
— Подпись писец написал, а мальчик свой палец приложил... Ну, я пошёл?
— Стой! Ко мне на подворье иди. Тотчас пусть соберут мне обоз. Едем из Москвы к войску!
Сотник повеселел глазами, живо побежал в сторону татарских ворот. Великий боярин Иван Юрьевич Патрикеев стал выбираться из толпы.
— Ты куда это? — спросил Патрикеева боярин Ряполовский. — Сейчас пить почнём. Во здравие.
— Скажешь Ивану, великому князю, что я немедля выехал в большой полк. Под город Порхов. Мол, что-то тревожное в том полку.
— Трусишь, к лешему тебя забери?!
— Иди туда же! — отозвался большой боярин, толкаясь среди чужих.
Народ на площади зашумел сердито. Боярин Патрикеев сморщил лицо, быстро и свирепо обернулся. Свирепо не получилось, сам понял. Получилось и глупо, и слезливо, и боязно...
Шумели не на его уход. Шумели на примаса католиков Литвы и Польши. Тот вдруг выбежал вперёд венчальной процессии и первым пошёл по красной дорожке к венчальному поезду из десяти пышно убранных повозок. В руках, торжествуя, примас нёс большой католический крест о четырёх концах.
Примас успел сделать пять шагов. На шестом — два здоровенных молодца вдруг поднялись с колен из толпы, дёрнули примаса в кучу народную. Образовался малый и быстрый клубок тел.
Станислав Нарбутович отвёл глаза и смотрел на небо.
— Бывает... — шепнул ему конюший Шуйский, старательно напрягая руку, чтобы удержать золотую, тяжеленную венчальную корону над головой невесты. — Московский народ силён за свои обычаи постоять. Противу их нарушения.
— Вижу, — шепнул в ответ Нарбутович. — И даже удивлён, что народ московский так крепок телом. Будто ратники личной охраны великого князя, а не народ, завалили, аки зверя, нашего Божьего слугу.
— Ратники тебе что — не народ?
Великая княжна Елена Ивановна обернулась к ругающимся, нёсшим венчальные короны:
— Блюдите!
Шедшие позади брачного хода монахи громким, слаженным хором затянули полагающуюся моменту молитву.
* * *
Лавочники на Красной площади, на другой день по восходу солнца явившиеся отпирать торговлю, все похмельные и весёлые, вдруг очумели. Половину площади запирал плотный строй стрелецкой тысячи. Четыре полка стояли коробом вокруг Успенского собора. Расстояние от стрельца до стрельца — сабельный мах.