Эварха неопределённо пожал плечами – мол, стараемся, хотя он и сам бы теперь с удовольствием порасспрашивал Пустошника, откуда у него такие интересные ловушки. Древняя богиня сейчас казалась сильнее всех тварей, каких поймал Эварха, вместе взятых, и ловцу стало не по себе. А богиня, разочаровавшись в молниях, нагнулась и принялась шарить ручищами в густых клубах, в надежде изловить кого-нибудь из пленителей. Эварха невольно отшатнулся, а вот монахи даже не шелохнулись, хотя пальцы толщиной с бревно порой хватали воздух совсем близко.
– Пошли, – поторопил священник. – Братья устают держать заклятия, луна и звёзды уходят… кх-кх… Скорее! Встань здесь, вот в этой звезде. – Отец Бенедикт закрывался от дыма рукавом, но всё равно кашлял.
Под ногами ловца, на каменном полу, тонкими проволоками истинного серебра выложена была изящная многолучевая фигура – что-то из разряда страховочных построений, если Эварха правильно помнил уроки Мелге.
– Я буду рядом – прикрывать и помогать направлять силу. Тебе, добрый ловец, придётся поделиться кровью своей для нашего заклятия. Совсем немного, кх-кх, не беспокойся. Есть у тебя нож?.. Остальное мы сделаем сами.
Эварха встал в середину серебряной звезды, тотчас вспыхнувшей белым светом. От неё в стороны побежали светящиеся линии – к каждому из прятавшихся в дыму монахов. Ловец заметил, что дымят не только свечи и маленькие курильницы: середина зала, где стояла Древняя богиня, была окружена жаровнями, поставленными тесным кольцом.
Светящиеся линии обежали весь зал, вернувшись обратно. Монахи, словно получив сигнал, затянули новую инкантацию – и сила, хаотично метавшаяся между полом и куполом, дрогнула, потекла в нужном направлении, согласуясь с линиями и точками основной фигуры. Древняя сразу это ощутила – перестала бесцельно шарить в дыму, завертела головой; распахнулся не рот, а настоящая пасть, полная заострённых белоснежных зубов – и из глотки вырвался рёв, достойный мифического Зверя, Пожирателя миров, о котором любили сказывать странники по Межреальности. Из купола на головы монахов и ловца посыпались оставшиеся стёкла.
– Достань нож, сын мой, – приказал отец Бенедикт. Он весь подобрался, напрягся, словно стрелок на охоте. – Как только скажу – полосни запястье. Пусть кровь твоя прольётся на линии, много не надо… Но надо достаточно – понял ли?
Эварха кивнул, мол, понял. Состояние священника невольно передалось и ему – азарт охоты, противоборства с противником, как обычно, куда как превосходящим силою. То, что он больше всего любил в своём деле. Но ещё… против воли его вдруг кольнула жалость к Древней. Нет, всё же истинная охота, какой занимался он сам, – совсем другое, она честна и жестока; каждый имеет равные шансы уловить и быть уловленным, погибнуть или победить. А здесь? Ясно же, что Древняя проигрывает, хотя бы потому, что крепко загнана в угол, хоть отец Бенедикт и опасается «освобождения богомерзкой твари». Не так-то просто ей отсюда сбежать, у святых отцов ловушка простая, но крепкая.