Но на этот раз вышло по-иному.
Началось всё весной, сразу после дня Грядущего Возрождения, когда весь Игнис празднует будущее торжество Спасителя. Рико этот праздник не так любил – потому что надо было обязательно наряжаться и идти в церковь, и изнывать там три часа в ожидании, когда пожилой отец Северино закончит мессу, он ещё так бубнит под нос, что можно с тоски помереть. А за стенами маленького храма святого Меча вовсю светит весеннее солнышко, и ручей за рощей так и манит сбегать и проверить верши, не попалась ли какая добрая рыбина…
Так вот, началось всё именно весной, когда «стали сбываться пророчества».
Про это заговорили взрослые, а потом Рико и сам увидел.
Пророчества наполняли святые книги, их надо было учить наизусть, вкупе с житиями самих пророков.
Больше всех Рико с друзьями не любили историю святого провозвестника Серапиона; прожил он донельзя долго, а историю требовалось рассказать от начала и до конца единым духом; вдобавок перечислив все пророчества по списку, и не дай Спаситель, перепутать!..
Речения праведного пророка Серапиона, Серапиона-благовестника помнили и взрослые – сами учили, будучи детворой. Потому-то вести и стали распространяться, словно весенний пал по сухой траве.
Началось всё с того, что в село явился давным-давно померший отец Мессано, первый настоятель их храма. Был он, если верить житию, человек хороший, добрый, людям помогал, как только мог, а когда умирал, то завещал похоронить его рядом с соборным входом. И вот этот-то самый отец Мессано и явился, восстав из гроба, в истинной плоти, не как мертвяк какой богомерзкий, не как скелет сгнивший, иль ещё аки страх какой – нет, почти что в обычном виде, в простой сутане, старенький такой; только синевато-бледный, с ввалившимися глазами, вкруг которых залегла чернота, и совершенно безмолвный. Народ, конечно, спервоначалу перепугался, даже отец Северино чуть стрекача не задал, всей деревней вперёд выпихивали – но восставший настоятель, как оказалось, зла никому не желал, никого не сожрал, не разорвал, как иные неупокоенные в страшных сказках; и ни слова не сказал тоже.
Молча прошёлся по деревне, молча сухой перст вытягивал, указывая на непорядки и неблагочиния: где образа Спасителевы мухами засижены, а хозяйка недоглядела; где книги святые стоят не как должно; где штукатурка на храме облупилась. В общем, указал на всё это, а потом улёгся обратно в разрытую могилу свою, руки на груди сложил и кивнул этак сбежавшимся людям – мол, закапывайте меня обратно.
Тут-то отец Северино и вспомнил наконец то, что и должен был изначально: пророка Серапиона речения, что, мол, перед Днями Последними, когда предстоит миру измениться окончательно и бесповоротно, когда спасутся верные и вечной смертью лютой погибнут отпавшие – тогда-то восстанут мертвецы. Но не злые, не страшные, а благодетельные, много добра сотворившие и через то у самого Спасителя пребывающие. Бояться их не надо, рёк Серапион-благовестник, а внимать их указаниям, поневоле бессловесным, ибо дара речи возвращено им не будет, и сами они явятся лишь на краткое время – наставить чада свои в том, что поправить надо, дабы великое Спасение от них не ускользнуло.