— Да оставь ты эту повестку дня — дело не в повестке дня.
— А в чем же? В чем? Говори яснее: «то-то и то-то», чтоб мы поняли, в чем оно, — ведь люди бегут! Предложи какое-нибудь мероприятие…
— Ничего я не могу предложить. — Гунчев весь сжался, его кроткие, женские глаза погасли, остались лишь лежащие на красной скатерти большие, как лопаты, ладони с растопыренными пальцами. — Я сам что-то запутался, Лесовик. Мне кажется, будто я нахожусь в нижнем конце села и иду в верхний. Вроде бы я сижу здесь, на собрании, а перед глазами — дом Илии Авджиева. Вот и козы!..
— Какие еще козы? — опешил Генерал.
— Гунчев! — Лесовик стукнул кулаком по столу.
— Верно, я уже свихнулся, — кротко проговорил Гунчев. — Иначе откуда взялись эти козы?
— Слушай, Гунчев, — Лесовик еще больше нахмурился, — ты член партии и не имеешь права свихиваться, на нас лежит ответственность, мы всегда должны быть в первых рядах.
— Лесовик, — вмешался Генерал, — оставь человека в покое, верно, он немного не того, запутался, ты что, разве никогда не запутывался?
Лесовик тяжко вздохнул. Разве он мог признаться, что запутался, да к тому же больше всех, что он уже не может разобраться, где ночь, где день. А ведь он меньше всех имел право запутываться. Он бросил взгляд на портрет Маркса и тихо спросил: «Ты никогда не запутывался?» И Маркс ему тоже что-то тихо шепнул, что именно, Лесовик не смог хорошо расслышать, а может, хорошо понять, но зато вспомнил, что он человек и ничто человеческое ему не чуждо, что же касается прошлого, то Маркс говорил: мы должны, смеясь, расставаться со своим прошлым. И тут Лесовик возроптал — ему было совсем не до смеха, и он отнюдь не хотел расставаться с прошлым… А Генерал ждал, чтобы он ответил на заданный вопрос и можно было бы это записать в протокол.
— Никогда, — ответил Лесовик.
Он понимал, что ему не поверили, ведь они с детства знали друг друга. Да и говорить обо всем этом и писать протоколы не было нужды, они могли просто сесть во дворе, под шелковицей и помолчать, сказав этим молчанием друг другу гораздо больше. Вот уже годы они думали об одних и тех же вещах и каждый день о них говорили. Сегодняшняя повестка дня была повесткой прошлых и будущих собраний и касалась одного-единственного вопроса, самого важного в жизни их партийной ячейки, состоявшей всего лишь из трех человек. Но трое таких — это сила.
— Лесовик, — сказал Генерал, — все мы хорошо знаем сложившееся положение. Обсуждай его, не обсуждай — оно останется тяжелым. Настал момент, когда каждый из нас должен решить вопрос для самого себя. Ты сказал, что остаешься. Я тоже остаюсь.