— Сеиз, Сеиз, — сказала она, склонившись над могилой, — весна уже пришла.
— Весна? А как там моя яблонька?
— Вот-вот начнет цвесть. Почки лопаются, так лопаются, что в глазах щиплет.
— Щиплет, говоришь?
— Щиплет. А сам-то ты жив-здоров?
— Что мне деется? Как землица?
— Дымится, Сеиз, дымится земля, снова готовится рожать. Есть в ней семя. Ты за землю не беспокойся.
— А я и не беспокоюсь нисколечки.
Бабка Воскреся поправила над могилой Сеиза крест и пошла к другим. Каждому надо было рассказать, как дымится земля, как утренний свет подсинивает село, как к Лесовику уже в сотый раз приезжают на «джипе», уговаривают переехать в Рисен, а он все не сдается. Его заместителем приглашают, а он ни в какую. «Здесь, говорит, я начал строить социализм, здесь и буду продолжать». — «Да соглашайся ты, мил человек, — говорят ему. — В Рисене полно твоих односельчан, все тебя в начальники хотят, да и опытный ты, нам сейчас опытные люди нужны!» А он не желает… А Спас все домами обзаводится и дома эти обихаживает, у него уже семь домов, только и знает, что полы моет да окна протирает, и осел его, казанлыкской породы, чтоб он сдох, большеголовый, тоже здоров…
Бабка поправила кресты и пирамидки, выполола сорную траву, полила цветочки и не забыла каждому сообщить новости: и про весенние почки, и про аистов, и про воз со снопами, который Лесовик тащил от Илакова гребня аж до моста.
На обратном пути, проходя мимо генеральского дома, она остановилась под окнами в тенечке. Сверху неслись частые вздохи и постукивание пишущей машинки. На подоконнике сидел белый голубь, чистил перья и слушал, как стучит машинка и вздыхает человек. «Уж больно часто прилетает сюда этот белый голубь, — сказала бабка, — видно, пристрастился слушать Генерала». Но вот машинка смолкла, и в накинутом на плечи старом военном кителе без погон появился сам Генерал. Дверь весело заскрипела, а Генерал вздохнул и сел на высокий дощатый порог. Был он сгорбленный, поседевший.
— Уж больно часто ты вздыхаешь, Генерал, — сказала бабка.
— Вздыхаю, бабка Воскреся, что-то все меня душит.
— Где душит?
— Здесь, — указал он на горло.
Бабка пощупала генеральскую шею темной теплой рукой.
— Ничего у тебя нет, Генерал. Это оттого, что пришла весна. Ты знаешь, они уже начали лопаться…
— Кто?
— Да почки! С раннего утра принялись пощелкивать. Будто ополоумели.
Генерал увидал сидевшего на подоконнике голубя и улыбнулся.
— И аист прилетел.
— Аист?
— Да, аист. День и ночь таскает веточки и прутики. Ты много бумаги исписал?
Генерал снова вздохнул и повесил голову: