— Господин? — вдруг услышал я.
Я открыл глаза и сел на соломе, скрестив ноги и приспустив одеяла так, чтобы мои руки были свободны. Зарешеченная дверь моей камеры была опёрта и открыта наружу, но ничего интересного по ту сторону я не увидел. Стена трюма да трап, который вёл на этот уровень откуда-то сверху, освещённые маленькой масляной лампой, мерно покачивавшейся на цепи под подволоком в такт бортовой качке. За дверью не было никого из охранников, но я не сомневался, что это кто-то из них открыл ей дверь, а потом ушёл. Таким как она ключи не доверяют. Замок закроется сам, стоит только захлопнуть дверь. Мне ничего не стоило отбросить её в сторону и покинуть камеру, но я понимал, что в этом не было никакого смысла. Корабль в море, бежать с него некуда, это было бы просто глупостью. Куда мне было идти? Где я смог бы здесь спрятаться? Я решил, что разумнее всего мне оставаться там, куда меня посадили. По крайней мере, пока. Для начала следовало собрать как можно больше информации. Я должен был узнать больше. Те, кто посадил меня в эту камеру, насколько я понял, предположили, что именно таково будет моё вероятное поведение в такой ситуации. Признаться, мне это даже польстило. Это было своего рода признание ими того, что я не глуп. По-своему, это было знаком уважения. Мне дали достаточно времени, чтобы выспаться, окрепнуть, лучше осознать то положение, в котором я оказался, и мою зависимость от желания других. Конечно, я мог бы попытаться захватить её, но её ценность как заложника была крайне невелика. Она была животным, причем не из самых ценных. Её потеря не стала бы большой проблемой, такую как она легко можно заменить любым из дюжины или сотни подобных животных. С тем же успехом я мог бы торговаться грозя перерезать горло верру или свернуть шею вуло. Кто отнесся бы к такому всерьёз?
— Господин, — обратилась она ко мне, встретив мои глаза, изучавшие её, — я могу приблизиться? Я принесла еду.
— Подойди, — разрешил я.
— Бульон, — сообщила она, держа миску обеими руками.
— Ставь сюда, — сказал я, отбрасывая в сторону солому перед собой и указывая, куда ей следовало поместить свою ношу.
Приблизившись ко мне, недостаточно кротко, как мне показалось, она наклонилась и внезапно дёрнулась.
Её резкое движение встряхнуло миску, и часть бульона, выплеснувшись через край, стекла на палубу. На её лице застыло испуганное выражение. Такой как она, подобная неуклюжесть могла стоит порки.
— Поставь сюда, — повторил я, снова указав на расчищенное место.
Она установила миску передо мной, выпрямилась и отступила, но теперь смотрела вниз и в сторону, словно пряча от меня своё лицо. Казалось, что она стремилась поскорее уйти.