Ещё можно было бы вспомнить о благодарности рабыни. Она любит и служит, и благодарна за предоставление ей этой привилегии. Бывает, что даже свободные женщины встают на колени перед мужчиной, чтобы прижать губы к его ботинкам и попросить о его ошейнике, чтобы принадлежать ему как его рабыня. Глубина этой потребности, этого желания, глубина этой любви, цельности всего этого, желания отдать себя, полностью отдаться другому, является одной из таинственных, раз за разом повторяющихся песен природы, чьё происхождение, может потеряно, а может покрыто мраком, но их посыл и последствия знакомы всем живущим в ней. Так что, она наслаждается тем, что принадлежит, поскольку теперь у неё наконец-то есть то, чего она так долго жаждала, её господин. Она, раздетая и в ошейнике, рабыня у его ног, находится там, чтобы он обращался с ней так, как ему вздумается. Да и разве она смогла бы стать такой беспомощно отзывчивой в ответ на что-то меньшее?
Он — мужчина, она женщина. Он господин, она рабыня.
Как же прекрасны женщины! Но только в ошейнике он могут стать самими собой.
— У тебя превосходная рабыня, — польстил я.
— Я зову её Сесилия, — сообщил он.
— Странное имя, — заметил я.
— Она — варварка, — пояснил тарнсмэн.
Теперь стало объяснило отсутствие у неё беспокойства. Она просто не понимала того, что значит зайти дальше Дальних островов.
Девок гореанского происхождения обычно перевозят в трюме, закованными в цепи, иногда с мешком на голове и спящими под действием снотворного. Трудно винить женщину за то, что она чувствует себя не в своей тарелке, когда её, скажем, голую и связанную тащат на привязи в логово ларла.
— И насколько она хороша? — полюбопытствовал я.
Рабыня тарнсмэна ещё плотнее прижалась щекой к его бедру. И без проверки было ясно она уже готова. Сколько всего приятного, подумалось мне, мужчины могут сделать с рабынями.
— Течёт и кипит от лёгкого прикосновения, — ответил Кэбот.
— Горячезадая? — усмехнулся я.
— Точно, — подтвердил мой собеседник, — до полной беспомощности.
— Значит она окончательно приручена?
— Верно, — кивнул Кэбот.
А у меня в этот момент в памяти всплыл образ Альцинои.
— Говорят, — сказал я, — что варварки необыкновенно хороши.
— Любая женщина хороша, — улыбнулся тарнсмэн, — стоит только приучить её к ошейнику.
Снова мне вспомнилась Альциноя. Как приятно было бы её, теперь рабыню, приучать к ошейнику, наблюдать как она ползёт к моим ногам, умоляя о ласке.
— На варварок хороший спрос, — заметил я, прикинув про себя, сколько могла бы принести Альциноя.
— Немногие из них надолго задерживаются на цепи работорговца, — поддержал меня он.