— Ты его не видел? — спросил Грушенков новенького.
— Протасова?
Его не столько удивило, что этот Цуканов-Марципанов сразу отгадал, о ком он спрашивает, сколько расстроило, что вот ведь совершенно чужие, посторонние, можно сказать, люди думают о Славке, помнят о нем, а он, значит, забыл, забыл сейчас, когда другу особенно нужны его помощь и поддержка.
— Да он еще на той перемене сорвался, — сказал новенький как ни в чем не бывало. — Почему-то без портфеля…
— Что же ты раньше-то молчал? — машинально возмутился было Грушенков и даже взглянул на новенького с раздражением, но тут же и смягчился, потому что разве тот виноват. — Ладно. Пошли, хоть портфель его поищем…
В этом Цуканове что-то было, конечно. Вон и тогда он деньгами выручил, опять же списать дает без всяких там, не то что некоторые. Но некогда ведь толком разобраться в человеке. Что Цуканов? Про Славку стал забывать! Или он подлизывается, этот новенький? Ой, ой, как бы не так! Что ему подлизываться-то? Просто надо же к кому-то прибиться в новой школе, в незнакомом классе. Все правильно, все сходится… Ага. Только что со Славкой-то делать? Чем ему помочь?
Они с Цукановым продирались сквозь неистовствующую в коридорах малышню. Грушенкову, правда, слабо верилось, что Славкин портфель дожидается их в кабинете истории. Небось нашелся какой-нибудь умник из тех, что занимали кабинет, пока они там на физкультуре гоняли мяч и подтягивались больше всех, разорался небось, шум поднял, мол, тут чей-то портфель бесхозный, к учителю кинулся…
— Он как, — обернувшись на ходу, спросил Грушенков новенького, стараясь перекричать шум и гам перемены, — прямо так и сорвался налегке? Ну, может, и куртку его забрать надо?
— Не, он, кажись, в ней был, — отозвался Цуканов.
Вот что он, спрашивается, тащится следом, этот новенький? Что ему, на перемене больше делать нечего? Проникся, что ли, заботой о чужом друге? Или сам в друзья набивается? А-а-а!.. Какая разница? Можно и дружить с ним. И что это вообще — дружба, товарищество? Почему так важно? Почему вот он беспокоится за Славку?
Портфель лежал там, где и должен был лежать. Значит, либо вообще никто не сидел за Славкиным столом, либо тот, кто сидел, был хорошим парнем, не ябедой, во всем разобрался или просто не стал лезть в чужие дела. Бывают, однако, воспитанные люди, встречаются! Почему-то Грушенков не сомневался, что это был именно парень, мальчишка. Девчонка на такое вряд ли была способна. Вечно эти девчонки в активистках ходили, вечно совались с какими-то общественными нагрузками, вечно в душу лезли — что да как? — вынь им все и положь на видное место.