— Ты что в это воскресенье делаешь? — спросил его вдруг Цуканов, когда они снова вышли в коридор.
— А я знаю?.. — рассеянно отозвался Грушенков.
Тут не ведаешь, нынче вечером где окажешься: то ли все-таки в рок-клубе, если Борик с билетом не наколет, то ли к Славке домой заскочишь, а там как придется, то ли Лиду проводить, как тогда, удастся — чем черт не шутит.
— В принципе, значит, свободен? — уточнил новенький.
Куда это он гнет-то? И чего привязался? Грушенков пожал плечами, переложил Славкин портфель в одну руку со своим и сказал с неохотой:
— С утра бегаем с братом… Может, на «Завет» пойду, если соберутся…
Он бы и этого ему не сказал. С какой стати перед кем-то отчитываться? Но новенький вроде как бы и заслужил его откровенность. Не то чтобы заслужил, конечно, но ведь подошел в трудную минуту, за портфелем вот сходил… Грушенков взглянул на большие часы над учительской. Надо еще было попытаться разыскать в этом неистовстве перемены Борика, взять у него билет, а то кончатся уроки — ищи-свищи его. Тут еще новенький со своими странными вопросами! Ну, помог, поддержал, ну, и хватит для первого раза, и катился бы себе, отвалил бы… Ага!
— Ну, ты чего? — все же спросил он Цуканова, видя, что тот чем-то мается своим, хочет что-то сказать, да как бы не решается.
Новенький пожал плечами и выдал:
— Пошли в воскресенье мусор из одной церквушки выносить? Туда, правда, на электричке ехать…
— Чего, чего? — удивился Грушенков.
Ну кто так на хорошее дело-то зовет-подбивает? «Мусор выносить»! Еще бы написал объявление метровыми буквами и на стенку демократии присобачил, мол, кто со мной гальюн мыть голыми руками возле пивного ларька? От добровольцев отбоя не было бы. Что же этот Цуканов, еще, значит, и доброе, вечное, бескорыстное потихоньку в свободное от учебы время вершит? А что, на него, пожалуй, похоже!.. Небось в группу какую-нибудь, входит, в «Спасение» там или «Мир». Грушенков слыхал о таких. Или об «Англетер», ну об этих, с Исаакиевской площади. Когда гостиницу рушить стали, где Есенин повесился, так они со своими протестами, плакатами митинговали еще. Может, и новенький там тоже с транспарантом стоял, лозунги выкрикивал? Только они еще не были тогда знакомы. Грушенков ходил туда — благо рядом — специально на этих чудиков поглазеть. Ага! Даже расписался там у них под каким-то воззванием. Всем давали, вот и он свою закорючку вывел, мол, Родион Грушенков тоже, значит, против там чего-то. А что? Нельзя, да? Хоть и снесли историческое здание, конечно, но он тогда на какое-то мгновение совсем даже другим человеком себя почувствовал. И Славка ходил расписываться… А потом они на субботнике еще, ну туда, откуда Ленин, говорят, с балкона выступал, где сейчас Музей Революции, — ага! — пластались, буги-вуги там же сбацали под магнитофон в обеденный перерыв — а чего? — вон и на другой субботник он, пожалуй, сгоняет, ну куда они там зовут. Публичку, кажись, спасать… Не, ему это очень даже нравится, так что отчего же с новеньким в его церквушку-то не сходить?..