* * *
После классного часа в своем восьмом «Б», который пришлось устроить из-за болезни учительницы биологии Марины Петровны Сотниковой, — школьники звали ее Марпеткой, — Андрей Владимирович дал еще урок обществоведения в десятом «Б» классе и два — истории — в седьмых. Но все не оставляла его память об этом поступке Грушенкова из восьмого «Б», поступке справедливом по всем статьям — ведь прикрыл, не дал друга на осмеяние, все мучила совесть — как сам-то он, учитель, классный руководитель, как дошел вдруг до такой игры, того Грушенкова, которого все в школе зовут Груней, даже учителя, которого и он сам иначе, как Груню, никогда не воспринимал и лишь сегодня, после классного часа, после того, как этот лопоухий Груня поучил педагогическому такту его, своего учителя, Андрей Владимирович с удивлением всю недолгую перемену просидел в учительской перед открытым классным журналом и, кажется, впервые внимательно вчитался в фамилию ученика. Грушенков, Родион Грушенков… Странное, необычное по нынешним временам имя. Андрей Владимирович подумал и о том, что грош ему цена как педагогу, если даже такое имя он умудрился не отметить в своем классе, если поддался общешкольному поветрию, сбился на это прозвище, на Груню… Он горько усмехнулся на следующей перемене, когда молоденькая математичка Надежда Осиповна, или по-простому Наденька, вбежала, громко цокая каблучками, и выдохнула досадливо: «Ох, уж эта ваша Груня, Андрей Владимирович! Ну что с ней будет в жизни? Гляжу я на нее, и руки опускаются. Ведь все, абсолютно все ей до… Извините, до лампочки! Сейчас только вызываю к доске задачу решать, так она молча дневник свой мне подала и на место вернулась. Мол, пожалуйста, ставьте двойку. Ну, как вам это нравится?» Андрей Владимирович не ответил. Конечно, ему это не нравилось. Но, может быть, в этой двойке Грушенкова частично была и его вина? Кто знает, не протест ли это мальчишеский, не бравада ли? Мол, нате, получите, всем назло и себя не жалко! А ведь Наденька впопыхах уже прозвище его в женском роде произносит. Ну, конечно, Груня — она. Да и что значит — ученика не по фамилии, а по прозвищу кликать? Ведь и сам он, опытный учитель, не чета недавней выпускнице пединститута Наденьке, ведь и он его — Груня да Груня. Пусть в мыслях, а все равно дурно это. Да вроде бы и вслух, бывало, ласково, с юмором, как казалось. Но Грушенкову-то не легче. Ведь если его сверстники так зовут, то где правды ему искать? Только у учителей, у старших, у взрослых, у мудрых и справедливых. А они тоже хороши — Груня, да еще и она. Это уже никуда не годится, это вообще похоже на чересчур долго общающегося с психами психиатра, который тоже стал как бы малость с сумасшедшинкой.