— Но и Галошфаи не будет играть дядю Ваню…
— Дядю Ваню будет играть он, и только он…
— Видите ли, для меня это вопрос престижа!
Ясс пытался сохранить невозмутимость:
— Пусть так, но хотя бы мотивируйте…
Директор посмотрел на него, затем перевел взгляд на окно и деликатно сплюнул табачную крошку.
— Свинья он, этот ваш Галошфаи… пьяница подзаборный…
Ясс никак не мог взять в толк, к чему он это говорит.
— Словом, он человек непорядочный, — решительно заявил Шебештьен. — А вы, дорогой коллега, так же как и я, понимаете, что на этот раз для исполнителя главной роли нам необходим человек безупречных моральных качеств. Мне не хотелось бы ставить себя в смешное положение перед публикой! — И он украдкой взглянул на часы: должно быть, опаздывал на свидание. — На роль лакея, полицейского, жандарма лучшего актера, чем Галошфаи, не сыскать. Но на роль дяди Вани!..
А между тем Галошфаи, обосновавшийся в саду ресторанчика на соседней улице, уже прознал, что директор не желает поручить ему главную роль, которую он выучил наизусть, и с досады пустился в разгул. Укрывшись за баррикадой пивных кружек, он пил ром вперемешку с пивом и чуть ли не плавал в собственном поту, как вдруг, обнаружив брешь в ресторанной шумовой завесе — внезапно смолк оркестр, и звяканье посуды как будто стало тише, — он принялся поносить кабинетного ученого, профессора в отставке Серебрякова, безошибочно воспроизводя несравненно прекрасные чеховские слова:
— «О, как я обманут! Я обожал этого профессора, этого жалкого подагрика, я работал на него как вол!.. Я гордился им и его наукой, я жил, я дышал им! Все, что он писал и изрекал, казалось мне гениальным… Боже, а теперь? Вот он в отставке, и теперь виден весь итог его жизни: после него не останется ни одной страницы труда, он совершенно неизвестен, он ничто! Мыльный пузырь! И я обманут… — вижу, — глупо обманут…»
— Значит, Галошфаи — человек непорядочный? Что вы этим хотите сказать? — обрушился Ясс на директора.
— Только то, что он подвержен слабостям, любит выпить…
— Это не помешает ему великолепно сыграть дядю Ваню…
Шебештьен нетерпеливо прервал его.
— Пьяница подзаборный, — повторил он, — откалывает номера один хлеще другого… всю труппу подводит.
— Вы слишком строги к нему.
— Выхватить метлу у дворника и сгребать в кучу лошадиный навоз на главной площади — надо же додуматься!..
— У каждого свои причуды…
— Охотно верю. — Директор опять покосился на часы. — А красть бегонии с клумбы — это, по-вашему, красиво?
— Судя по всему, он большой оригинал…
— И компанию себе нашел подходящую: записался в кумовья к бродячим цыганам!