— «Годы тут ни при чем», — сказал он. — «Когда нет на стоящей жизни, то живут миражами… Я талантлив, умен, смел… Если бы я жил нормально, то из меня мог бы выйти Шопенгауэр, Достоевский…» — Он стукнул кулаком по столу, и пивные кружки испуганно звякнули. — «Я с ума схожу… Матушка, я в отчаянии! Матушка!»
Рыдая, он упал головой на стол, и коллеги, чтобы не допустить скандала, поспешно подослали к нему Амалию Аман. Девушка схватила Галошфаи за руку и присела перед ним на корточки; ее широкая юбка распласталась на песке. Теплый, проникновенный голос ее доходил и до самых дальних столиков, когда она словами Сони страстно пыталась утешить старика:
— «Что же делать, надо жить! Мы, дядя Ваня, будем жить… а когда наступит наш час… мы обрадуемся и на теперешние наши несчастья оглянемся с умилением, с улыбкой — и отдохнем. Я верую, дядя, верую горячо, страстно… Мы отдохнем!.. Бедный, бедный дядя Ваня, ты плачешь…» — Голос ее дрогнул. — «Ты не знал в своей жизни радостей, но погоди, дядя Ваня, погоди… Мы отдохнем…» — Она поднялась и обняла старика: — «Мы отдохнем!»
Галошфаи рыдал так неутешно, что Икервари сердито крикнул музыкантам:
— Играйте же, черт вас побери!.. А то еще подумают, чего доброго, будто мы тут спектакль даем!.. Играйте, нечего попусту глаза пялить!
Хотите верьте, хотите нет, а на премьере не собралось и четвертой части той публики, что побывала на том представлении в саду. Более того, скажу вам по секрету: на театральной сцене «Дядя Ваня» провалился.
Перевод с венгерского Т. Воронкиной.
Джео Богза
СМЕРТЬ ЯКОБА ОНИСИЕ
Наступило рождество, и долина Жиу оцепенела. От Лони до Лупени опять царил этот важный и печальный праздник. Над шахтерскими селениями стояла гнетущая тишина, все погрузилось в неподвижность и молчание. В двенадцать часов ночи ушел со станции последний поезд, и с тех пор не слышно было ни одного гудка. Не было обычных гудков ни в десять вечера, ни в четыре утра.
На рассвете слабый туман, стелющийся по долине, быстро рассеялся, и ее затопил какой-то особенный холодный свет. Небо и земля напоминали теперь единую ледяную глыбу, и сквозь прозрачность льда просматривались селения, как бы упавшие на дно замерзшего океана. Рождество, несмотря на свою неподвижность, словно сдвинуло долину Жиу далеко на север, превратив ее за одну ночь в полярный край.
Казалось, что все застыло окончательно и навсегда. Великая тишина ощущалась не только на слух, но и зрительно. Кто посмеет тронуть с места или разбить огромный слой льда?!
И вот тогда-то с двухсотметровой вышины рухнуло вниз человеческое тело и океан тишины пронзил страшный крик. В шахтерских поселках раскрылись двери домов, в окнах появились испуганные лица, и вся долина пришла в движение. В управлении шахтами и в кабинетах горной инспекции, в Петрошани, тревожно зазвонили телефоны.