— Эй, парень, не зарывайся!
— Сейчас же отвечай, что я должен переделать? — Она молчала, потирая плечо. — Доконать меня решила? Спасти меня вздумала? Несчастная!.. Больше не стану писать для тебя…
— Не пиши, — мудро рассудил какой-то филателист.
— Тебе нужно, чтобы я писал глупости? А я вот не могу… Не хочу…
— Да пиши ты что угодно! — не выдержала Тинибальда. — И катись ко всем чертям со своими идеями!
Наконец она выговорила решающую фразу.
Я дал ей перейти дорогу, но тут же бросился за ней сквозь расступившуюся толпу. На террасе открытого кафе эстрадный оркестр играл «На персидском базаре». Я не видел, сколько человек бежало за мной, не обращал внимания на машины; водители ошеломленно тормозили. Тинибальда свернула к кинотеатру «Трианон», и я вдруг вспомнил, что утром она собиралась посмотреть «Дилижанс». На смену золотому веку кинозвезд пришел первый вестерн. Я не мог оставить ее одну. Я не мог упустить первый в ее жизни вестерн. Я крикнул:
— Погоди! Я с тобой! Не ходи без меня!
Она не оборачивалась, вокруг смеялись, подгоняли меня, то и дело раздавалось:
— Не упускай!
— Держи ее!
— Осторожно!.. За трамваем и за женщинами не бегают, приятель!
Я кричал:
— Тини, девочка моя… Даде-даде…
Движение не прекращалось, троллейбусы с душераздирающим визгом катились под гору к парку «Чишмиджиу», телеграфная лента прохожих двигалась дальше; Тинибальда шагала легко и быстро, летнее платье облегало ее крепкие бедра, я снова крикнул:
— Даде-даде…
Какой-то мужчина на ходу со смехом поставил диагноз:
— Свихнулся!..
Кажется, во второй раз заклинание подействовало: Тинибальда остановилась возле Военно-исторического музея, прилепившегося к кинотеатру «Центральный». Она ждала. Я приблизился, вокруг никого не было.
— Возьми меня с собой на «Дилижанс», — прошептал я своей оливковой ветви, задыхаясь от внезапной нежности.
— …если ты обещаешь переделать его!
Позеленев, я заорал:
— Ничего менять не буду!
— …если ты обещаешь…
— …я ничего не обещаю!
— Я не могу жить с сумасшедшим, — произнесла она тихо, внятно и бесстрастно. Ее спокойствие и логика ошеломили меня. — Только сумасшедшие…
Я глубоко вдохнул и из самой глубины легких выдохнул воздух прямо ей в лицо, словно надеясь, что она, как злой дух, сгинет в ту же секунду. Тинибальда не сгинула, но и не договорила до конца самую верную изо всех когда-либо приходивших ей в голову мыслей. Конец фразы меня не интересовал, в ее глазах я был безнадежным неудачником.
— Что же, увидимся, когда появится…
— Значит, через сто лет? — съязвила она, посыпая соль на рану.
— Значит, через сто лет!.. — И я одним, преувеличенно бодрым прыжком очутился в кафе «Гамбринус», где, как и полагается истому уроженцу Бухареста, заказал себе пирог с брынзой и кружку пива.