Новгородцам я бы посоветовал пригласить к себе князем одного из сыновей князя Юрия Дмитриевича – Василия Рузского или Дмитрия Вышегородского. Они оба на службе у князя Московского состоят. У московских правителей не будет причин отказывать Господе Новгородской в такой просьбе. Не стоит медлить до выборов. Нужно уже сейчас вам обратиться к князю Московскому с жалобой на его наместных людей и с просьбой прислать одного из указанных князей. Желательно послать кого-нибудь из бояр в Москву, предупредить обоих Юрьевичей.
Последние слова направил отцу. На некоторое время воцарилась тишина, заполняемая истошными чириканьями невидимой птицы, тяжёлым взглядом князя Жеховского и пристальным новгородского вельможи.
– Ай, молодца! Сам Соломон не погнушался[571] бы сим доводом, – громыхнул батя и гордо посмотрел на гостя.
– Вяще разумлив тей сын, княже, – мрачно согласился с ним новгородец.
– На том и порешим, – определился князь Юрий, пристукнув огромной ручищей по несчастным доскам стола и поднялся, показывая тем самым окончание тайного чаепития, плавно усилившего свой градус.
Вслед за ним, звуча сладкими отрыжками, поднялись и другие участники.
– Государь преславны, вели с тею нама[572] рещи, – вскричал заметно изменившимся голосом визитёр.
Князь задержался и отпустил от себя ближников. Мне было велено вновь остаться с ним. Боярин Василий отнёсся к такому решению моего родителя совершенно безразлично, занятый самой возможностью дальнейшего разговора. Он провёл нас в свои временные монастырские апартаменты. Слуга принёс добавку вина в кувшинах и медную тарелку со сдобными заедками.
– Сказывай, боярин, сею мнить, – потребовал немного раздражённый князь, присаживаясь за стол.
– Остави мя, государь, за кривословие, – начал говорить боярин Василий с покаянного глубокого поклона, – Снуждею[573] сие есть. Новуград крепок суть торгом с немцы. Без сего пособа мы древле бы оскудеша[574] и снедашася. Зиму вспять[575] ганзейски стареи возведоша[576] нашим гостевым сотням[577] пошлины новы за провоз товаров по понту[578] Варяжску. Де разбойнички водны, рекомах витальеры[579], буяша[580] зело. Отлог[581] велий лодьям и гобине лещах. Старосты сотенны печалуют, глаголяша, иже торговати без лихвы нелеть. В досюльно мое посадничество докончанья чиниша с ганзейны стареями о заедине. Орденцы спяша нам, страшахуся[582] сами в отлоге быти. Ныне ганзейцы паки нас к заедине зовут, абы купно пути торговы блюсти. Флот требно сотворити и кормити[583] с людьми оружны, смаговницами и зельем огненным. Гобины мнозе исперва влещити требно. Сотни гостинны не могутят сии иждения, Господе метатишася. На мнозе мы рядиша тую тугу и помыслиша гласным безотлынно полутора тысящи влещити, а прочим боярам по хотениям их. Всякоже годе