– Эй, там… неси чего-нибудь на зуб бросить. Жрать хочу, как стадо крокодилов, – вякнул я звонким мальчишеским дискантом.
Только успел подняться и похрустеть суставчиками, как ворвались гриди и попытались скрутить.
– Да вы что, ослы, делаете? Сына княжеского не узнаёте? – заорал я.
– Прости, княжич. Не уведиша тя в порти войной. Мниша, лихоимец в палаты проник, – попытался объясниться старший группы.
Бойцы сконфуженно исчезли, но через какое-то время вновь материализовалась женская особь.
– Государь тя лицезрети хоче, княжич.
– Дай хоть корочку хлеба… три корочки, – задумчиво попросил её.
– Воля тея, господине, – поклонилась женщина.
И ведь реально принесла три корочки ржаного хлеба. Могла бы сообразить чего-то более стоящее, пирожок там, курячью ножку. Ну, да ладно. Засунул в рот пресловутые корочки и бодро потопал на рандеву с батей.
Из палат дьяки меня направили во двор, а оттуда в конюшню. Отец решил сделать перерыв между бесконечными приёмами, переговорами, докладами и отчётами и заодно проинспектировать своих разномастных жеребцов. Во все времена люди обеспеченные, состоятельные заводили у себя нечто такое, чем можно похвастаться перед другими, кинуть, так сказать, понты. В моё время это был парк автотачек крутых марок, в это время – породистые лошадки. Богатырская фигура князя Звенигородского и Галицкого располагалась ко мне боком. Мельком он взглянул на меня и снова отвернулся к скотинкам.
– Почто монастырь сей любый[395] поверзил[396] и в скверну[397] мирску злопакостну воротился? – спросил он неприязненно после длительного периода молчания.
– Здравствуй на многие лета, княже славный, – бодро провякал я для начала разговора.
– И те не хворати, – буркнул отец.
Чего злобствовать? Блудный сын ведь в родительские объятья вернулся. Положено принимающей стороне испытать бурную радость и срочно заколоть откормленного телёнка, если следовать церковной притче.
– Ты разве не рад меня видеть, отец? – насторожился я.
– Радощем моя душа исполнится, аще узрею пред ся сына сея, – услышал в ответ.
Вот тебе на! Видимо, проклятый старец успел начирикать правителю свои гипотезы. Сейчас князь позовёт свою охрану, и… прощай карьера принца галицкого.
– Знай, отец, что я не в монастыре пребывал, а в кремеле, в узилище вонючем. Боярин Единец со своими людьми меня похитили, пытали и требовали, чтобы я признал себя холопом, честь княжескую поруша. С трудом великим удалось от них сбежать, переодевшись в воинскую одежду и с помощью одного честного человека, – проговорил я пересохшим от волнения горлом.