«Аборигены…хорошо это или плохо? Либо меня спасут, либо сварят суп. Даже если сожрут, то я уже об этом и не узнаю…»
Его сознание отключилось, предоставляя возможность мозгу отдохнуть, а так же могли отдохнуть и его сорванные голосовые связки, ведь пока ему в голову приходили разные мысли, его крик распространялся чуть ли не на всю саванну.
Если смотреть глазами аборигенов, то они были крайне удивлены тому, что человек, лежащий на земле, вообще мог что-либо кричать, пока его терзала львица. При этом, как только крик прервался, он еле слышно что-то пробубнил и отключился.
Мужчина, который был главным среди собравшихся над измученным телом, наклонился, и начал что-то оживлённо бормотать, после чего закричал. Несколько более молодых мужчин подбежали, схватили тело Уильяма и побежали восвояси.
Честно говоря, вылечить такие раны мог бы только волшебник, но ведь именно для таких моментов в племенах и существуют шаманы. Как только его обмягшее тело принесли на территорию племени, тут же собралось большое количество женщин и детей, которые смотрели на него и без остановки говорили, то смеясь, то удивляясь.
Когда же из толпы вышел мужчина лет пятидесяти, все замолчали. Никто и звука не проронил. Только что прибывший вождь племени поприветствовал шамана, но больше ничего не говорил. Возможно, сейчас происходила какая-то визуальная оценка шаманом, выживет ли Уильям.
Когда же всё-таки он закончил пристально вглядываться в тело, те же мужчины, что несли его в племя, подхватили жертву и понесли в одну из палаток, судя по всему, жилище шамана. Решение было принято, чужака будут лечить…
«Хочу ли я умереть? Конечно же, нет. Кто бы хотел умереть? Возможно, тот, кому больше нечего терять или кому не зачем продолжать жизненный путь. Я должен жить, ведь моя цель, стать богатым и успешным, а после этого потчевать на лаврах. Никакие там львы, змеи или же обычные люди меня не остановят на извилистом пути моего становления. Могу лишь сказать, что тем, кто недооценивает жадность и расчётливость, очень сильно пожалеет».
Спустя неделю открылись глаза…но никакого эффекта не было. Точнее, всё было настолько мутным, что даже разглядеть что-либо не представлялось возможности.
«Где я? Я жив?»
Слух, видимо, был тоже крайне приглушённым, так как он слышал какие-то крики и оры, но настолько нечётко, будто человек вещал из соседнего дома. Внезапно перед глазами, которые постепенно начинали лучше видеть, возникло изображение. Львица, бросающаяся на него. Тут уж Уильям не сдержался и начал во всю глотку орать. Была даже попытка дёрнуться и отбежать куда-то в сторону. Понятное дело, что никуда он не отбежал, даже на сантиметр. Его максимум заключался лишь в небольшом колебании тела, от которого боль распространилась с такой силой от пяток и до макушки, что жалобный крик стал лишь более пронзительным.