Я задумался. Выспрашивать она действительно умела, да и задерживать Мишку, по большому счету, оснований у нас не было. Наличие пятидесяти рублей он объяснил, хотя наверняка и приврал порядком, но, опять же, пусть лучше с его враньем Марьяна разбирается. У нее это получается лучше. Опять же, Вениамин Степанович категорически не одобрял, когда люди попусту казенное место занимали. У нас тут, видите ли, не ночлежка.
— Хорошее предложение, — огласился я. — В первую очередь нам нужны часы и тот, кого мы пока условно именуем оборотнем. Седой пёс с ним точно связан. Мишка этого пса кормит и может его для нас поймать.
— Это если он — пёс, — уточнила Марьяна.
— Уверен, что так и есть, — сказал я. — Но для всеобщего спокойствия нужно задержать этого Гвоздя. Если он отдельно, а пёс — отдельно, то собака — это просто собака, и Мишка может спокойно ее ловить.
— А если они не отдельно, а единое целое?
— Тогда, когда мы возьмем этого феномена, ловить собаку уже не потребуется.
— Складно излагаешь, — сказала Марьяна. — Договорились.
С этим мы вернулись в камеру.
— Вставай, Мишка, — приказал я. — Мы тебя отпускаем, но из города без моего ведома — ни ногой. Понял?
Мишка с готовностью кивнул. Пока он натягивал пальтишко, я огласил остальные условия нашего договора. Мишке не понравилось, но его никто не спрашивал. Я разрешил Семёну отдать всё ранее изъятое у него Марьяне. Дежурный вначале заставил ее расписаться за каждую позицию и только потом вручил ей мелочь и портсигар. Пятьдесят рублей остались у нас до выяснения дела, в чем я написал Марьяне расписку. Мишка проводил червонцы печальным взглядом.
— Только ты это, — тихо сказал ему Матвеев, когда тот выходил из камеры. — Будешь ловить этого пёсика, делай это днем. На всякий случай.
Мишка издал такой тяжелый вздох, будто бы ловить должны были его.
— Ночью я его за порог не выпущу, — пообещала Марьяна. — И того не впущу. Чеснок вроде в доме есть. Осинку тоже найдем. Идём, горе моё луковое.
Последнее уже относилось персонально к Михаилу. Марьяна на ходу пообещала бедняге все десять казней египетских за один вечер, и они ушли. Я еще тогда подумал, что лучше бы ему было остаться в камере.
ДОХОДНЫЙ ДОМ КУПЦА Никитина стоял на Николаевском проспекте. Место было престижное, прямо как Невский проспект в Петербурге, и снимать жильё там стоило соответственно. Хотя, конечно, пять тысяч — серьезная потеря даже для того, кто мог себе это позволить.
Я справился внизу, где именно проживает купец Барсуков, и поднялся на нужный этаж. Дверь мне открыл молодой человек в жилете поверх белой рубашки навыпуск и штанах, заправленных в сапоги. Не хватало только фуражки с подписью: «Приказчик».