Это выражение его лица заставляет мое сердце сжаться.
– Твой отец боролся бы, чтобы остаться с тобой, – говорю, и в моих словах внезапно изливается то, что накопилось за долгие месяцы. Я уже чувствую, как сжимается горло. – А мой отец даже не пытался, – я давлюсь словами. – В каком-то смысле, – говорю, ускоряя шаг, неожиданно разозлившись, – уйти на войну было легче, чем столкнуться с жизнью вместе с нами.
– Сочувствую, Айла, – говорит Уилл, протягивая ко мне руку, а потом убирая ее. Мы идем в тишине несколько минут.
Как только деревья начинают редеть, мы проходим мимо массивного дома с ярко-красной дверью.
– Кто там живет? – спрашиваю, показывая пальцем.
Он бросает взгляд на мой палец.
– Угадай, – говорит он.
– Пэттоны?
Он кивает.
– Почему у них красная дверь, а у всех остальных – нет?
– Они завезли ее. Заплатили, чтобы ее покрасили и привезли сюда из другого штата. У большинства здешних людей нет столько денег, чтобы так тратиться.
Я поднимаю бровь и смотрю на него.
– Ваша входная дверь серая.
Он поднимает бровь в ответ.
– Если бы у моего отца было финальное слово, это было бы слово солидарность.
Финальное слово. Я смеюсь, а он внезапно краснеет, и, глядя на него, я вспоминаю его рождественский подарок. Мы идем остаток пути в спокойной тишине, и дома я жду, пока Уилл не поднимется по лестнице к себе в комнату, прежде чем проскальзываю в библиотеку доктора Клиффтона. Закрываю дверь и просматриваю ряды книг в поисках словарей иностранных языков. Снимаю нужный с полки.
Я сажусь в углу и открываю словарь. Сердце ускоряет биение, а пальцы летают быстрее, пока я переворачиваю страницы и добираюсь до слов на букву L.
Слово, которое Уилл вырезал на деревянной шкатулке, загадка, которую он оставил, чтобы я разгадала на Рождество. Lumoava.
Это значит «очаровательная».
На финском.
У меня в груди полыхает жар. Сердце взлетает на бумажных крыльях, которые не замедляются, пока не вижу Уилла вечером за ужином. Потом сердце замирает на мгновение и снова летит.
За стол сажусь рядом с ним, и это ошибка.
Ему приходится три раза попросить меня передать зеленую фасоль, прежде чем я понимаю, что больше не слышу его.
Я не слышу Уилла Клиффтона.
Это плохо. Мои мысли скачут. Это плохо.
Я почти кидаю в него зеленую фасоль и бормочу извинения, что задумалась. Получается достаточно убедительно, и никто не догадывается о правде.
Надеюсь.
А теперь мне нужно прятаться.
Я выбираюсь из-за стола и сразу же запираюсь в комнате.
– Хочешь поиграть в карты? – зовет Майлз через закрытую дверь.
– Я плохо себя чувствую! – отвечаю.