– «Тарас Бульба»? Это, на мой взгляд, один из самых отталкивающих персонажей… И вневременной. А в нашей жизни – необыкновенно широко представленный. Ты можешь найти его повсюду, где от насильника не избавиться. Это начальник в армии, надзиратель в тюрьме, муж в семье, сосед по коммуналке… Диапазон того, на что этот Тарас смотрит с высокомерным презрением, это, собственно, все, из чего состоит культурная составляющая жизни… Образование. Труд. Гуманное отношение к жене и детям. Любая чужая религия. Любая иная нация. Любой договор или обязательство. Любая власть, если ее установления противоречат его кровавым инстинктам… В доме Тараса все захваченное, награбленное в чужих краях – парча, чеканка, ковры, дорогое оружие. Свое – это глиняные горшки… И лежать пьяным поперек дороги.
…Как-то, стараясь вспомнить подробности нашей единственной поездки с дядей в Грузино, я вынул старую карту автомобильных дорог Ленинградской области и увидел название – Красный Латыш. Странное, согласимся, название для населенного пункта… Но стрелка указателя с таким именно названием стояла тогда (может быть, стоит и сейчас) где-то между Тосно и Любанью, и, помню, она послужила для В. М. поводом к монологу.
Дословно, конечно, привести его не смогу. Но смысл был в том, что репрессивный разгул абсолютного беззакония первых послереволюционных лет у тех, кто эти годы помнит, невольно связан с образом людей его осуществлявших. Это образ чекистов в черных кожаных куртках, у которых очень часто прибалтийский акцент.
– Им, конечно, платили золотом, – сказал дядя. – Но не в этом, не только в этом дело…
По его мнению, немаловажным в таком желании служить в карательных органах было подсознательное ощущение компенсации за вековую униженность, ответ на имперскую политику. По территории Латвии – в прошлом Курляндии, Ливонии, Лифляндии – несколько веков прокатывались иноземные волны. Немцы, датчане, шведы, поляки, русские… Тем более, зная об истории этой территории, совершенно недопустимо было придавать карательным командам национальную окраску. А у нас ведь десятилетиями как похвала звучали слова – «латышские стрелки»… Но ведь для тех, кто помнит те годы, – это холодные белесые глаза, маузер, черный автомобиль, где за рулем такой же человек в кожаной черной фуражке. Аресты, реквизиции, ночные допросы, следователь в черной коже, начальство лагерей… Потом, правда, и их всех смела очередная чистка.
Недопустимо, говорил дядя. Близоруко, глупо, преступно. Национальные воинские формирования могут быть лейб-гвардией, то есть почетными, представительскими и никогда карательными. В Лондоне стоит на часах шотландская гвардия, почетный караул едут туда нести даже из Индии, Папа Римский нанимает швейцарцев. Да у нас тоже так было: был Собственный конвой Его Величества (из горцев), была гвардейская Команда Крымских татар. Национальные особенности должны быть использованы лишь во благо – гены говорят горцу, что мужчина должен носить кинжал, ну, и дайте ему его носить. Но в почетной страже, чтобы он носил его горделиво. У нас было огромное число воинских частей, сохранявших территориальную и даже национальную принадлежность, но, дядя повторил, ни в коем случае не карательных: Финский Драгунский полк, Крымский Дивизион, Кавказский саперный батальон, конные полки Донского казачьего войска, а также Оренбургского, Астраханского, Уральского, Сибирского, Семиреченского, Забайкальского, Амурского… Он, конечно, должен был перечислить все – Уссурийское, Кубанское, Терское… Названия так и бежали…