Воспоминания о блокаде (Глинка) - страница 215

– Когда-нибудь мы потеряем Крым, – сказал дядя. И добавил, что это будет плата за нашу политику. За то, что мы не видим в человеке гражданина. И за то, что сделали с татарами. И я, мне было уже за сорок, только в этот вечер узнал, что, когда он приезжал к нам в эвакуацию в далекий Кологрив летом сорок четвертого, он видел там ссыльных крымских татар, и с некоторыми (они ходили по домам, побираясь), оказывается, подолгу говорил.

1934. Встреча «челюскинцев» (Фотомонтаж)

Они, конечно, вернутся в Крым, сказал он. Через двадцать, пятьдесят, сто лет, но вернутся. Вернутся все, кто выживет. И тогда Крым от нас уйдет. Рано или поздно мы его лишимся. А Европа, смотри, смотри на карту, сказал он, этому только поможет.

Названия, в том числе татарские, были написаны на английском языке.

И еще, сказал он, чтобы я – он надеется, что у меня все же есть мозги – никогда не вздумал покупать никакого домишки к северу и западу от Сестрорецка. И западнее Пскова. Это было продолжение нашего недавнего перед тем разговора о финской дивизии, которую во время немецкой оккупации немцы силком прислали стоять по деревням под Старой Руссой. Финны не хотели переходить своей старой границы, и это вызывало у В. М. огромное уважение к ним. У дяди никогда не было никакой ни дачи, ни машины, а как раз в эти месяцы мы стали планировать вместе купить где-нибудь дешевую избу. Это было в то время трудно, если вообще возможно… Но мы позволили себе мечтать. И он сказал, чтобы я смотрел на старые карты, и не вздумал ничего заводить на бывшей чужой территории… Камчаткой не удастся долго управлять по телефону из Москвы, страна слабеет, говорил он. Свое бы удержать. А чужое начнет отваливаться.

Передо мной лежала уже другая карта. Немецкая, 1914 года. Произнести написанное на ней можно было примерно так: «Руссишен Ост-Зее-Провинцен. Лив-Эст унд Курлянд». По всей Прибалтике вились среди немецких названий змеи прежних, совершенно иных границ…

Вечер переходил в ночь, но до развода мостов, а мне надо было успеть перебраться на Васильевский, еще оставалось время. Мы продолжали разбирать старые фотографии и карты, и дядя еще раз вспомнил о нашем визите к Пиотровским. Он сказал, что с Борисом Борисовичем они близко приятельствуют с блокады, и он не боится, что Борис поймет его не так, как надо было бы понять. Но вообще-то, вот как по-разному пошли у них судьбы… Вот как по-разному…

Перед нами лежала групповая фотография кавалерийских курсов, на которых В. М. учился в 1920–21 году. Человек сорок курсантов были сняты около памятника Лермонтову. Поставив ножны шашек между колен, в первом ряду сидели командиры. И вдруг, может быть потому, что он только что почти по-военному раскладывал передо мной стратегические карты, я спросил дядю, что было бы, если бы он остался служить.