– Угу.
– При таком наследственном заболевании колбочки и палочки начинают умирать.
Я покачала головой, точно это невозможно.
– Умирать?
– Клетки отмирают одна за другой.
– Почему?
Он пожал плечами:
– Вырабатывается какой-то не тот протеин. Там все очень мудрено. По сути, они просто перестают работать одна за другой. Большинство людей с таким заболеванием в юридическом смысле слепы >10 к сорока годам.
– Но с тобой так не будет!
Юридически слепы? К сорока?
– Не будет, – согласился он. – Со мной это случится раньше.
– Раньше? – Я повторяла за ним, как попугай, не желая признавать услышанное.
– У меня рецепторы, кажется, умирают очень быстро.
Я чувствовала, как отчаянно колотится у меня сердце. Такое ощущение возникает в кризисной ситуации, когда надо решить, что делать. Но сделать-то ничего нельзя.
– Все началось с нарушений ночного видения. Поначалу совсем немного. Два года назад. Это были палочковые рецепторы. На первом курсе я это проигнорировал. Но к началу четвертого, когда уже не мог читать, пошел к врачу.
– И тебе выписали очки.
Он кивнул.
– Это были колбочковые рецепторы.
– И что теперь делать? Какое назначили лечение?
– Нет никакого лечения.
Нет никакого лечения?
– Двадцать первый век на дворе, – возмутилась я. – Лечат всё. Даже то, что не нуждается в лечении.
Он пожал плечами:
– Не это.
– Люди не слепнут просто так!
Я пыталась вообразить, что Джейк, именно Джейк не способен видеть. Как насчет кривоватой усмешки, которой он вечно реагировал на чьи-то слова? Я любила ту кривоватую усмешку. Как ему так усмехаться, если он не видит, кому он усмехается?
– Считается, что витамин A немного помогает, – сказал он. – Поэтому я принимаю пищевые добавки. Кое-какие исследования указывают, что от рыбы есть толк.
– Рыбий жир и морковь? Это лучшее, что они смогли придумать? Твой врач кто, Багз Банни?
– Есть экспериментальная генная терапия, – ответил на это Джейк. – Ее проходил один девятилетний мальчик и после мог видеть грифельную доску в школе. Еще ее прошла одна девочка и впервые увидела светлячков.
– Тогда почему ты ее не проходишь? Прямо сейчас?
– Это не лечение. Это эксперимент.
– Но если эти детишки получили, ты тоже должен.
– Это не стакан лимонада. Это экспериментальная генная терапия.
– Но должен же быть…
– Нет никакого!
Я умолкла.
– Я весь прошлый год провел, перекапывая – при моей-то подготовке будущего медика! – всю доступную информацию. Если ты вообще ни одному моему слову не веришь, поверь этому: мне остается только ждать, когда свет погаснет.
Я зажала рукой рот. Джейк действительно не шутил. Этот невероятно талантливый, абсолютно независимый парень теряет зрение. Он это знает и знает, что ничего не может поделать, и это знание нес с собой каждый шаг, какой мы делали в этом походе, здесь, в глуши, в компании малолетних идиотов, сочувственно слушал, как они – как я – жаловались на лопнувшие волдыри, на то, что нас не понимают, и все на свете принимал как само собой разумеющееся.