Я швырнула нож для фруктов мимо его головы, заставив его неожиданно сесть. — Не надо! Не смей жалеть себя, — свирепствовала я. — Жалость к себе это сточная яма, из которой ты никогда не выберешься. Ты знаешь, как я усердно старалась держать твою голову над грязью? Но не я спасла тебя, ты, невозможный дурак. Ты был полуживой, когда я встретила тебя, остатки человека, которым ты мог быть. В последние месяцы я наблюдала, как ты возвращаешься к жизни, проявляя интерес к своей работе, к своему будущему. Ты был орудием своего собственного воскресения, и ты даже не видишь этого. У тебя нет ощущения твоих собственных талантов, своих собственных сильных сторон? Ты более одарен природными способностями и естественным интеллектом, чем любой человек, которого я когда-либо встречала. Ты дикое чудо, Ревелстоук Темплтон-Вейн, созданное руками самой Природы. Но ты не способен видеть это. По-твоему, ты — Самсон с обрезанными волосами, а Кэролайн — твоя Далила. Очень хорошо. Оплакивай то, что ты потерял, и неси храм на себя. Я не буду плакать по тебе. Но я не буду смотреть, как ты это делаешь.
Он смотрел на меня в откровенном удивлении, с открытым ртом. Через некоторое время он заговорил, выдавливая слова медленно, с очевидным усилием. — Я не знаю, что сказать.
— Не говори ничего. Я не требую ответа. Я только хотела, чтобы ты понял, что я делаю много вещей в этой жизни, но наблюдение за тем, как ты уничтожаешь себя из-за Кэролайн де Морган, не входит в их число. — Я собрала свою gonerilla руками, которые были абсолютно устойчивы. — Мне необходимо прочесть кое-что в моей часовне, поэтому, если у тебя нет ничего важного, прошу извинить меня.
Я не дождалась ответа.
* * *
По взаимному молчаливому соглашению мы избегали друг друга до конца дня. Стокер работал на своем воздушном шаре в саду, пока я пряталась в своей маленькой готической часовне, читая одну из первых книг леди Тивертон по египтологии. Это было приятное отвлечение от моих мрачных мыслей, и я остро осознавала тот факт, что незаинтересованному наблюдателю могло показаться, что я дуюсь.
Моя рука не раз обращалась к приглашению, которое мне дали. Членство в Клубе Ипполиты было признаком того, что вы женщина с бесстрашным духом и интеллектом. Это означало признание достижений в областях, в которых слишком часто доминировали мужчины. Это означало регулярные встречи с родственными душами и дружбу. Это означало пустить корень, какой бы тонким он ни был, в лондонскую землю. Если бы я согласилась, у меня было бы место, которому я бы принадлежала, первое место, которое я знала за всю свою жизнь, которое я не была вынужденна создавать для себя сама. Идея меня странно нервировала.