.
Судя по очагу боли и ритму выброса крови, пуля повредила бедренную артерию и, вероятно, раздробила кость. Он понимал, что, быть может, и сумеет куда-то заползти, укрыться, но истечет кровью, если не примет мер сразу. Луи скрипнул зубами и пополз. Сантиметр за сантиметром. Пока не достал рукой до аптечки.
Внутри были стерильные трубки для присоединения полой иглы к отсасывающему насосу. Он зубами разорвал пакет и попытался обернуть бедро чистой резиной. Это было все равно, что завязывать бантик на рождественском подарке одной рукой: как бы он ни старался, туго не получится. Еще и боль такая, какой он за всю жизнь ни разу не испытывал…
Поле зрения у него начало сужаться, как рамка в конце старых немых фильмов, постепенно превращающаяся в крошечную черную точку. Последней мыслью стала та, что он жил действительно в безумном мире, где аборта приходится ожидать дольше, чем разрешения на покупку пистолета.
Иззи пробиралась по коридору с ощущением, что попала в параллельную вселенную, где царят хаос, вражда и горести. Путь убийцы был отмечен уродливыми следами: разбитыми стеклами, пятнами крови, пустыми гильзами. Инстинкт самосохранения кричал о том, что нужно развернуться и бежать подальше отсюда, но этого сделать она не могла. К кладовой медикаментов ее влек отнюдь не врожденный героизм, а боязнь узнать, что она вовсе не та женщина, какой всегда себя считала.
Дверь в операционную была распахнута настежь, ряды стеклянных ящичков с бинтами и марлей открылись взору сразу. Увидела Иззи и два неподвижных тела.
Она опустилась на колени, перевернула медсестру на спину, пощупала пульс и не обнаружила его. Потом кинулась к врачу, который лежал без сознания, но, раненный в ногу, он все же застонал от боли. Кто-то наложил на бедро непрочный жгут из пластиковых трубочек, отметила Иззи. Возможно, это и спасло ему жизнь.
— Вы меня слышите? — спросила она, стараясь закрепить трубки потуже и прикидывая, сумеет ли оттащить его в безопасное место. И тут услышала щелчок курка. Обернулась и застыла на месте.
Убийца стоял у нее за спиной, в дверях. По возрасту старше ее — лет, наверное, сорока с чем-то. Русые волосы аккуратно разделены пробором. Даже в такую жару он был одет в кожаную куртку с клетчатой шерстяной подкладкой. Выглядел он… заурядно. Такого можно пропустить без очереди в супермаркете, потому что у него товара-то всего ничего. Такой может сесть с тобой рядом в автобусе, поздоровается и больше не заговорит до конца поездки. Такой, кого по-настоящему никто и не замечает.
Пока он, серый и незаметный, не ворвется в клинику с пистолетом в руке.